ПАМЯТИ ВАЛААМСКОГО ИЕРОМОНАХА ОТЦА ПАМВЫ
К 30-ЛЕТИЮ СО ДНЯ ПРЕСТАВЛЕНИЯ
Знаменитый Валаамский монастырь на Ладожском озере — о нем писали в прошлом столетии И. С. Шмелев и В. И. Немирович-Данченко, в нашем веке писал Борис Зайцев. Уже после войны писали статьи Н. Е. Андреев и К. Аренский и многие другие, и все же кажется, что каждый посетивший этот монастырь может еще что-то сказать. К. Аренский писал: «Мне не приходилось встречать людей, которые, побывав на Валааме, остались бы к нему равнодушны, и сердце которых не озарилось бы светлой радостью при воспоминании о Валааме». И это действительно так.
Мы приехали на Валаам летом 1939 года, в последний год существования «старого» Валаама, с молодежной экскурсией-паломничеством, организованным молодым священником отцом Александром Киселевым и его матушкой Каллистой Ивановной. Приехали мы к вечеру и почти сразу пошли в собор на всенощную (она длилась 4 часа), которую мы с легкостью отстояли, несмотря на усталость. Все на Валааме было необыкновенно, начиная с природы, тихой красотой и духовной насыщенностью которой все приезжающие были захвачены и невольно попадали в иной мир, и монастырские службы с пением на валаамские распевы, и рано утром особый колокольный звон к полунощнице, призывающий к молитве и бдению, и кончая постной трапезой, простой, но казавшейся необыкновенно вкусной. На вопрос: «Почему у вас каша такая вкусная, какая приправа?» — монах с улыбкой сказал: «Готовим с молитвой».
Для всех, а особенно для молодого русского поколения, выросшего, а часто и родившегося в зарубежье, Валаам был не только свидетельством глубокой духовной жизни, местом, где можно было почувствовать присутствие Бога, глубину Православия, но и частью Святой Руси. »
О. Александр Киселев и о. Памва на Валааме. 1935 г.
На Валааме в 30-е годы было много глубоких и мудрых наставников. Русские люди стекались из разных стран к этим старцам за советом и духовной помощью. Дети и молодежь, как и взрослые, ходили за советом к схиигумену Иоанну, к отцу Ефрему в Смоленский скит, к отцу Николаю в Коневский скит, молодежь притихала под строгим, но любящим взглядом гостинника отца Луки, но главной связью с Валаамом для большинства, особенно молодежи, был отец Памва. Небольшого роста, проворный, седой, приветливый, прямо какой-то светящийся, он сразу покорил наши сердца, и облик его запечатлелся на всю жизнь. Говорил он обо всем просто и с глубокой верой — все было с Богом и в Боге все было просто и ясно.
Послушанием отца Памвы было показывать монастырь паломникам, особенно молодежи. Слово «показывать» не передает того, что отец Памва делал. Он с такой любовью водил нас по островам (монастырь расположен на островах, так что приходилось ездить и на лодках), он сам так радовался красоте любимых мест, что даже невосприимчивые не могли остаться равнодушными.
В своей книге «Валаам» Борис Зайцев не раз упоминает отца Памву с группой молодежи и даже однажды говорит: «отец Памва со своим выводком... ». Это очень меткое выражение, мы действительно были выводком под руководством отца Памвы.
Как-то на прогулке у часовни у одной девушки сломался высокий каблук. Все мы засуетились, запищали, заахали, а отец Памва взял камень, сразу стал прибивать каблук и, тихо вздохнув, спросил: «Скажи, а зачем ты такую муку терпишь? Ради чего?» Все с удивлением посмотрели на о. Памву. «Подвижники, угодники Божий и не такую муку терпели, но ради Господа», — заключил отец Памва. И такими ненужными показались высокие каблуки и многое другое в жизни.
На Валааме был другой мир и другие понятия, и все паломники невольно становились частью этого мира. Заботами отца Памвы за несколько дней пребывания на Валааме мы не только осмотрели часовни, скиты, но были введены в мир, где ощутимо присутствие Бога. Отец Памва водил нас отдельно от других и старался показать нам даже то, что обычно было закрыто для паломников.
Паломничество на Валаам
Так, он повел нас к жившему тогда на Валааме духовнику РСХД о. Сергию Четверикову в келью, так как о. Сергий был болен и не мог выйти к нам. Отец Памва повел нас на хоры собора, когда братия монастыря совершала вечернее правило с большим количеством земных поклонов. Как будто отец Памва знал, что в этом монастыре мы в первый и последний раз. «Это вам на всю жизнь», — как-то сказал он.
Заботы отца Памвы о русской молодежи не кончались Валаамом. Отец Памва зимой ездил в разные города Прибалтики, бывал на собраниях РСХД в Выборге и встречался с бывшими паломниками. Он также духовно окормлял Пюхтицкий монастырь в Эстонии. Отец Памва любил Движение и движенцев, но опасался, как бы доклады и разговоры не оставались просто словами. Отец Памва рассказывал, как был однажды на собрании в Движении, где был доклад о христианской любви. По словам отца Памвы, говорили о любви правильно и умилительно, уж так хорошо, но после собрания группа молодежи пошла провожать отца Памву. Идут, а на мосту стоит женщина, смотрит на воду и плачет. Отец Памва устремился к женщине, а его удерживают, говорят: «Нельзя, отец Памва, эта женщина нехорошая и пьяная. Вам, монаху, неудобно с ней говорить. Еще увидят, что подумают?» «Дорогие мои, так в чем же любовь? О чем вы два часа говорили? Кого мы должны любить?» — воскликнул отец Памва.
Спросили как-то отца Памву, какие молитвенные правила нужны для причастия. Отец Памва задумчиво сказал: «Это трудный вопрос. Вы, бедные, живете в миру. У многих нет времени, разные бывают обстоятельства, так всем не скажешь. Ведь главное — покаяние, а истинное покаяние — единый вздох, но мы, грешные, не имеем этой силы покаяния, поэтому нам нужны труды, и не всем одинаковые».
Спросили отца Памву, бывает ли ложь во спасение. Улыбнулся отец Памва своей кроткой улыбкой: «Это вопрос очень трудный. Сказать — «да» — неизвестно, как вы это поймете, а сказать — «нет» — не могу. Иногда приходится — вот вам пример: была у меня на исповеди девушка, как будто и все она сказала, а чувствую я, что не все, вот и подумал, что она меня стесняется. Я ей и говорю: «Вы не смотрите, что я старый монах, я ведь тоже был молодым, всякое бывало... ». Вот, помог ей открыть душу, а я ведь мира не знал, с шестнадцати лет в обители... ».
Спрашивали о. Памву о молитве и Иисусовой молитве. Опять отец Памва пожалел нас, живущих в миру. И сказал: «У нас в монастыре творят молитву Иисусову, и есть для этого наставники, а самочинно нельзя. Но и среди вас есть люди, что творят молитву Иисусову, Господь всем дает... А молитвенное правило надо иметь по силе и возможности, дело не в правиле, надо сердце Господу отдать... ». Также и о посте отец Памва сказал: «В миру очень трудно соблюдать пост. В семье надо так, чтобы никого не раздражать. Если может вся семья поститься — хорошо, а если невозможно — надо себя ограничивать незаметно, пост должен быть перед Богом. В обители же все это легко и просто, трудно в миру».
Во время русско-финской войны финское правительство эвакуировало монахов из монастыря. После долгих мытарств монахам была дана (или продана) ферма, кусок земли на берегу озера в лесу. В 1964 году удалось мне с сыном — подростком побывать на «Новом Валааме». В барачной церкви шла служба. На клиросе пело двое старых монахов, один из них отец Памва. После службы он подошел. Узнав, что я была на Валааме и что я жила в Эстонии, отец Памва усадил меня на скамеечку там же в храме и, забыв все, начал расспрашивать обо всех, кого знал по Эстонии. Скольких людей он помнил, обо всех молился, болел душой. А ведь мои земляки были только малой частицей всех тех, о ком он заботился. Действительно, отец Памва не ушел от мира, т. е. он ушел от суеты мира, но не от людей, ушел в обитель, чтобы молиться обо всех. Он посвятил свою жизнь Богу и принес с собой заботы и горести братьев, разбросанных по миру, суетных, страдающих. Их он любил, о них молился. Отец Памва расспрашивал меня обо всех и огорчался, когда я не знала или не помнила тех, кто жил в моем городе, и радовался, когда я могла рассказать о его друзьях, а его друзьями были все, кто бывал на Валааме и потом поддерживал связь с ним.
Была у нас с отцом Памвой одна общая боль — бывший протоиерей Александр Осипов, который отрекся от Бога. Отец Памва рассказал мне, что после войны он из Финляндии ездил к брату в Ленинград и встречался там с отцом Александром, и тот у него исповедовался, так что отец Памва считал его своим духовным сыном. И вдруг отец Памва узнал, что Осипов отрекся от Бога. Поехал отец Памва в Ленинград и добился встречи с ним, но говорить о происшедшем Александр Осипов отказался. Говорили о Валааме, о старых временах, о которых Осипов вспоминал с любовью. (История его отречения пока остается загадкой.) Обнял отец Памва Осипова и заплакал: «Саша, Саша, что ты наделал». Ответа не было.
О Ленинграде отец Памва рассказывал просто: «Никто меня никогда не обидел, а все относились с уважением, в трамвае место уступали... ». Видно мир и сила святости в отце Памве были очевидны всем, даже неверующим.
Об одной женщине, которую я не знала, отец Памва рассказал, что когда она ожидала ребенка, ей врачи посоветовали сделать аборт, чтобы спасти ей жизнь. Она обратилась к отцу Памве за советом. Он помолился и сказал: «Не надо» (уж очень, сказал он, мне ее было жалко). Она послушала его, и родился у нее хороший мальчик, и отец Памва был его крестным отцом. И вот много лет спустя на улице в Ленинграде к отцу Памве подошел высокий здоровый красноармеец и обнял его. Отец Памва удивился, а молодой человек говорит: «Не узнаете, отец Памва? Это я — ваш крестник!»
Говоря о войне, об эмиграции отец Памва заметил: «Все вы чего-то боитесь. Кто с Богом, тому не должно быть страшно». Читал отец Памва и «Православную Русь» и с укором мне сказал: «Как это так, вы все ссоритесь, православные одни других поносят!». Пришлось объяснить, что не все православные в этом участвуют.
На следующий день с раннего утра были обычные монастырские службы. Отец Памва не служил, а подпевал, во время чтения ходил по храму, поправляя свечи, носил просфоры. Все так просто, как дома. После Литургии позвал он нас к себе в келью выпить чаю. Когда мы вошли в келью, было чувство, точно вошли в храм, и тут я поняла, что для отца Памвы пребывание с Богом в храме и в келье было одинаково. После чая мы распрощались с отцом Памвой — нам надо было ехать обратно в Хельсинки. «Кланяйтесь от меня всем, кто меня помнит, и передайте, что отец Памва каким чудаком был, таким и остался», — и поклонился низким монашеским поклоном.
Следующей весной отец Памва скончался, и в 1973 году я уже посетила его могилу на кладбище.
Еще приведу из статьи К. Аренского: «Проходя мимо одной из келий, отец Памва истово перекрестился.
«Монашек один тут жил, на прошлой неделе к домам отправился». — «Куда?» — «К домам! Вчера хоронили. И не болел совсем. Радостно ушел, да и мы за него порадовались». — «Чему же порадовались? Ведь умер человек». — «Это по-вашему — умер, а по-нашему — домой пошел. Земная жизнь временная, а настоящий наш дом там, у Господа. Это вроде как бы поехал человек в чужие места — как ни весело там, как ни приятно, а все домой тянет. Недаром говорится: как в гостях ни хорошо, а дома лучше. Вот и мы здесь в гостях, а отправился человек к домам — мы за него радуемся». Чувствовалось, что говорит он не заученные слова, а искреннее свое убеждение, казавшееся ему таким простым и ясным. Невольно я позавидовал: как легко умирать с такой верой!». [13]
К содержанию I В начало страницы I Вернуться к жизнеописанию о. Александра
