Прот. Александр Киселев

ЗАВЕРШИТЕЛЬНЫЙ ШАГ

Из ИСТОРИИ РУССКОГО ХРИСТИАНСКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ (1932-1939)

От автора

То, что происходит сейчас на порабощенной нашей родине, можно назвать «началом конца». Духовные искания, от самого широкого их понимания до чисто-религиозного включительно, за последние годы из ощутимых стали осязаемыми. Можно иметь разное мнение о степени их распространенности, но не о самом факте их существования.

То, свидетелями чего мы сейчас являемся, следует считать наиболее крупной вехой, говорящей о приближающемся дне духовного возрождения России.

В связи с этим важно учесть и опыт, приобретенный в эмиграции.

Это и побудило меня рассказать о работе Русского Христианского Крестьянского Движения 30-х годов в Прибалтике, сопоставив ее с задачами Русского Студенческого Христианского Движения.

Движение с самого своего начала осознавало себя русским, служащим России и работающим для будущего православной России. Нам нужно всегда помнить, как отцы Движения — отец Сергий Четвериков, отец Сергий Булгаков, отец Василий Зеньковский, отец Виктор Юрьев и другие, заповедали нам молиться об этом чаемом и грядущем дне. «Яко же Израилю в пустыни странствующу благоволил еси вступити в Землю обетованную, юже клялся еси дати отцам его, тако и ныне сыном разсеяния сего ниспосли возвратитися в землю свою и к народу своему и тамо Тебе послужити, предивный Господи, услыши ны с небесе святаго Твоего и милостивно помилуй» (прошение на сугубой ектений).

В этих молитвенных словах раскрыта не только исходная и завершительная стадия исторического пути Русского Студенческого Христианского Движения, но и та харизма, к которой оно призвано.

Возникновение и жизнь Крестьянского Движения было бы трудно понять, не зная предшествовавшего ему Студенческого Движения.

Поэтому первую главу мы посвящаем Движению вообще, а последнюю — специально Крестьянскому Движению.

***

Давая в печать эту мою работу, написанную много лет тому назад, я не вношу в нее тех поправок, которые я сделал бы, если бы писал эти воспоминания сейчас. Считаю, что не только вся правда и драгоценный опыт работы Движения, но и все ошибки назидательны и о них нужно знать.

 

 

Возникновение Русского Студенческого Христианского Движения

Русское Студенческое Христианское Движение возникло за рубежом в 1923 году, объединив отдельные религиозные кружки студенческой молодежи. Такие кружки более или менее одновременно в 22-23 годах образовались во всех наиболее крупных центрах скопления русской эмиграции: Париж, Белград, София, Берлин, Прага. Возможно, что кружок в Белграде возник несколько ранее, чем в других местах. Главной организующей силой кружка в Белграде были хорошо известная в эмиграции семья Зерновых, а также будущий архимандрит и доктор богословия Киприан Керн и граф Г. П. Граббе, ныне Преосвященный Григорий, епископ Вашингтонский.

Кружок в Софии был создан Александром Ивановичем Никитиным, участником подобных кружков еще в дореволюционной России совместно с такими выдающимися представителями православной Церкви за рубежом, как архиепископ Рокландский Андрей и протоиерей Сергий Щукин.

Пережитая трагедия крушения России и первые удары, полученные в условиях эмигрантской жизни, способствовали желанию религиозно осмыслить случившееся и происходящее. Можно предположить, что эти искания остались бы разрозненными и неспособными породить большое православное молодежное движение, не случись в эмиграции нескольких деятельных людей, в которых инициатива соединялась с глубоким православным сознанием и высокой культурой. При содействии выдающихся священников и профессоров Движение стало значительной силой, оставившей след в истории русской эмиграции. Мы верим, что пройденный путь был периодом накопления опыта, который, в свое время, Движение передаст своему родному народу на благо его духовного возрастания.

Забегая вперед, необходимо отметить, что вскоре наступившее в эмиграции церковное разделение сосредоточило столь важное дело, как воспитание нашей молодежи, в рамках образовавшихся «юрисдикции», лишив его единства.

Какие же задачи ставило себе Движение? И какой им пройденный путь?

С самого своего начала — первый съезд Движения в Пшерове (Чехословакия) в 1923 году [1] — Движение определило себя как движение православное. Н. А. Бердяев, в своем первом докладе на этом съезде, показал всю непригодность «интерконфессионального» метода в предстоящей деятельности Движения. В последующих докладах А. В. Карташев и о. С. Булгаков раскрывали глубину служения Церкви в начинающейся работе Движения, как «несение всему миру иконы Православия». Так осознало себя Движение с первых дней своего существования. Оно поняло свою задачу как задачу миссионерскую, а себя как Объединение, призванное к выполнению этой задачи. Это не было проявлением гордости, но актом дерзновения. Отец С. Булгаков тогда сказал: «Кто мы, что мы, чтобы нам начинать великое? Но искать великого — еще не значит быть великим. Однако, величие определяется и тем, чего мы ищем, чему мы служим». [2]

Эту свою задачу Движение восприняло не как нечто внешнее, но как внутреннюю органическую потребность. «Как в акте венчания душевная связь двух людей в любви не только свидетельствуется перед Церковью и благословляется, но объективно сама становится малой Церковью — так и в Пшерове исчезла тема «мы и Церковь» и взамен родилось сознание радостное и ответственное: «мы в Церкви», мы прикоснулись к Ее тайне, мы вобрали в себя эту тайну, мы обещались, мы хотим нести миру эту тайну о Церкви, это благовестив о ее силе и полноте, о ее жизни и радости». [3] Родившееся Движение ощущало себя церковной силой. Это определило его дальнейшее развитие.

Оторванность жизни от культуры, а культуры от источника своего осмысления и вдохновения — от Церкви, воспринималась Движением как основной грех современности. Поэтому силы направлялись, прежде всего, к оцерковлению жизни. Под знаком оцерковления жизни, которое духовно оздоровляет человеческую личность, призванную творить христианскую культуру и служить своему народу, Движение вступило в жизнь.

Конечно, не Движение впервые заговорило об опасностях секуляризированной культуры. Этим была преисполнена русская религиозная мысль 19-го и 20-го веков. Федоров, Гоголь, славянофилы — вот те, кто в свое время подняли голос и стали учить, что путь, по которому идем, приведет к катастрофе. Но у Движения была своя, особая и большая заслуга — стремление всей своей массой слиться с теми, кто до него воспринял идею воцерковления не только как теоретическую установку, с теми, кто учил, как проводить эту идею в жизнь. Искали и находили тропу к забытому «роднику»! Потомки брались за воскрешение заветов предков! Молодежь восприняла не только правду идей, не только интеллектуально вдохновилась их идейным построением, но сумела взять их как «содержание» своего начинаемого дела. Все это наблюдавший Лев Александрович Зандер имел основание сказать, что «то было время идейных исканий и героической жертвенности».

Оцерковление жизни понималось как, прежде всего, личное вхождение в стихию Церкви, как личное оцерковление. Это стремление от личного, — от «я», — расширялось до «мы», без которого немыслимо подлинное оцерковление «я». Сознавая себя в единстве с другими, с «мы», — Движение строило свое дело не как обособленное, но как «общее дело». Наше личное церковное благополучие (или хотя бы лишь стремление к нему!) только подчеркивало, что за пределом «я» начинаются «они». Пока есть «я» и «они», пока в деле спасения нет общего сознания — «мы», до той поры спасение будет только мечтой. Другими словами, Движение ощутило свою ответственность за внешний себе мир, но воспринимало его не как объект своей просветительной опеки, а как часть самих себя, и в единстве с ним искало целостную жизнь. На этих-то путях и достигалось сознание — «мы». Можно говорить о «чуде Движения», когда оно, в лучшие моменты своей жизни, перерастало себя, как носителя своих идей, как организацию, ведущую работу с «объектом», и становилось общим делом «учащих и учащихся», преображая жизнь тех и других.

Поскольку нашему сознанию Движение раскрывало то вечное, что несет в себе Церковь, постольку жизнь наша приобретала новое освещение и мы укреплялись для преодоления препятствий на своем жизненном пути. Требовались огромные силы, чтобы прикоснуться к огромным задачам. «Оцерковление жизни,... означает оцерковление культуры, возврат к теократической идее, но не в ее средневековом (клерикальном) смысле, при котором дело шло вовсе не о владычестве Божием, а о власти клира. После Вл. Соловьева с его пламенной проповедью теократической идеи, понятой в духе свободы, тема оцерковления культуры означала для всех нас призыв к тому, чтобы искать выхода из тупиков внерелигиозной, омирщенной культуры, искать новых ценностей культуры, благодатно освященной силами Церкви». [4]

Движение к 1929 году постепенно вырабатывает свою идеологию, формулируя ее как «систему православной культуры». Это новое определение не есть замена первоначального чем-то новым. Оно есть как бы только расширение идеи оцерковления жизни до включения в него всех без исключения сторон человеческого творчества. Движение открывало путь к источнику внутреннего вдохновения. Жизнь может обновляться только изнутри, только через прозревание сути вещей. Эта суть, этот смысл должен быть не только найден, понят и принят, но и реально положен в основу человеческого творчества, культуры. «Мы сеятели семян будущего», — сказал о. С. Булгаков о деле Движения.

«Не менее важен другой момент, молчаливо включенный в программу «оцерковления жизни», но выдвинутый и подчеркнутый в идее «православной культуры» с особой силой. Я имею в виду то, что в идее «православной культуры» с полной определенностью ставится тема культуры. По существу, Церковь всегда была источником культурного творчества и вдохновения, но в истории Церкви не раз были эпохи, когда тема культуры отодвигалась в тень или даже отбрасывалась». [5]

Этим Движение ставило перед собой необозримую задачу. Оно призывало нейтральную и безбожную культуру заменить культурой, черпающей свое вдохновение и находящей свою опору в Церкви. Дело отнюдь не во внешних «знаках» оцерковленности, а во внутреннем соединении с духовно-питательной подпочвой человеческого бытия, результат чего благотворно отражается на любой сфере человеческого творчества.

Свою деятельность Движение стремилось осуществлять по трем главным направлениям. Первым было создание церковной интеллигенции, как носителей и проводников идей, вдохновивших Движение. Это было отражено в словах о. С. Булгакова, который писал, что «... помимо верных форм государственности, помимо канонических организаций, для восстановления России как воздух необходима церковная общественность». [6]

Вторым были отношения с западным христианством. Отец Василий Зеньковский писал: «... то, что от славянофилов вошло в традицию русского религиозного сознания, — утверждение синтетической ценности Православия, — выступало с особой яркостью на фоне западного христианства... опыт общения с которым для нас — православных — есть постоянное и незаменимое свидетельство правоты и полноты, красоты и целостности Православия». [7]

Третьим было служение своему отечеству. «Движение полагает», — писал духовный руководитель Движения прот. С. Четвериков, — «что в его исключительно религиозной работе заключается и национальный смысл его существования, ибо каждый народ черпает силу и крепость своего существования прежде всего из своего религиозного самосознания... это убеждение всегда было присуще РСХД и делало его Движением не только религиозным, но и национальным». [8]

Одновременно с идеологическим самоопределением развивались и формы деятельности Движения. Наряду с работой среди студентов — кружки, лекции, съезды — возникает новая деятельность: 1) работа среди подростков — организация Витязей и Дружинниц (начиная с 1926-27 гг. ); 2) среди детей — воскресные и субботние школы (с 1927-28 г. ); 3) встречи с инославными (с 1927 г. ); 4) социальная работа (с 1931 г. ); 5) работа среди крестьянской молодежи (с 1932 г. ), завершившаяся возникновением Русского Христианского Движения Крестьянской Молодежи.

Таким было возникновение и развитие РСХД до начала Второй мировой войны. Оно выгодно отличалось от многих организаций русского зарубежья не только широтой своей деятельности, но и возможностью накопить очень ценный, по преимуществу педагогический опыт. Достаточно вспомнить хотя бы труды «религиозно-педагогического кабинета», занимавшегося исключительно вопросами педагогики и много лет возглавлявшегося проф. В. В. Зеньковским. У Движения оказался ряд ценных предпосылок для такого рода успеха. Прежде всего Движение было движением студенческим, т. е. состоящим по преимуществу из людей молодых, легко отзывающихся на доброе и идейное. С другой стороны, студенчество было той культурной средой, которая была интеллектуально способна воспринимать идеи Движения. В то же время эта восприимчивая молодежь не оказалась предоставленной самой себе или собственным фантазиям. С самого основания, в Движении собрался цвет профессуры и ряд выдающихся православных пастырей. Это были люди не только симпатизирующие Движению как друзья или богословские и научные авторитеты, но люди, отдававшие Движению всю душу, видевшие в нем образ своего служения и пути к Богу. В середине 30-х годов о. Василий Зеньковский писал о пройденном Движением пути. [9] Он писал и о зарождении Крестьянского Движения в Прибалтике, и о свидетельствовании Движением среди западных народов Православия, как истины. На этой «развилке» исторического пути Движения он остановился в своем обзоре. Это было на пороге Второй мировой войны. Через несколько лет все было сломлено и смыто гигантскими волнами стихийных бедствий... Потеряв на долгие годы связь между собой, разобщенные части Движения жили по-разному, в зависимости от того, где и в каких условиях они находились. Совсем разные условия жизни, при полной невозможности общения, создавали разные умонастроения.

Ведь только подумать. В Германии, среди пленных и так называемых «рабочих с востока», которые исчислялись многими миллионами, мы встречали движенцев, так сказать, «дореволюционного призыва». И наоборот. В Россию попадали те из членов Движения, которые там никогда до того не были. Сколько переживаний, сколько нового опыта это дало! Насколько все это приближало к России, превращая ее из почти отвлеченного понятия, какой она была для некоторых, в реальную и живую плоть Родины.

Столь же обособленной, но совсем иной жизнью жили те, кто оказались в Западной Европе. Туда почти не проникали не только люди с востока, но даже сведения о их жизни. Это были два изолированных мира. За годы разобщенности те, кто до войны были подростками, стали взрослыми людьми, получившими западное образование. Полное отсутствие возможности подышать воздухом России обостряло для них дилемму: стареющая русская эмиграция или молодые силы Запада. Это толкало молодое сознание на идеи о якобы вненациональное™ Православия, на созидание Православия в тех странах, где приходилось жить, на деятельное общение с западными христианами.

Первым из деятелей Движения, попавшим по окончании войны из Франции в Германию, был Л. А. Зандер. После участия в летнем съезде (1948 г. ), которым восстанавливалась деятельность Движения в Германии, он вынес впечатление, что «... Участники съезда — это не наша парижская молодежь. Совсем иные настроения у новой эмиграции. Большая духовная подвижность и готовность, большая страстность; страшная непримиримость в отношении всего, что хотя как-нибудь напоминает Советскую Россию; политические страсти; и большая открытость для духовной работы. Все это очень напоминает наши настроения 25 лет тому назад, и по сравнению с людьми, только недавно вырвавшимися из России, видно, как на нас повлияла жизнь на Западе»... [10]

Таковы были различия психологии и настроенности, которые мы обнаружили в среде Движения после окончания Второй мировой войны.

Движение сохранило единство в своей основе, в желании служить Церкви и воцерковлению жизни. Но пути для этих идей, место их приложения — воспринимались по-разному. Для одних это было насаждение Православия «вообще», в любой той стране, где приходилось жить. Для других определяющим моментом было русское Православие и судьбы России. Где бы ни жил человек, как бы много он ни дал той стране, где жил, или ни получил от нее, он психологически всегда оставался русским. Такие люди деятельно участвуют в духовной помощи процессам возрождения, происходящим в России, и все то, чем обогатилось Движение за годы зарубежных странствий, считают русским духовным достоянием, подлежащим возвращению своему родному народу.

Таковыми, по моему представлению, были те течения, которые определились в Движении за годы Второй мировой войны.

Последние годы не принесли ничего принципиально нового. Только крепли и ширились вышеупомянутые процессы.

Движение, в лице своих основателей, в силу обстоятельств покинувших пределы России, за годы зарубежной жизни приобрело богатейший опыт. Одним из видов выражения этого опыта и духовного богатства являются книги. Многие из авторов духовной, педагогической и религиозно-философской литературы, написанной или перепечатанной в эмиграции, были членами или друзьями Движения. По преимуществу именно эти книги стали после войны, в довольно большом количестве, проникать в Советский Союз и оказывать там свое влияние. В этом я вижу нечто промыслительное, как бы некое «возвращение» на родину нашей христианско-культурной элиты. Не является ли это, до известной степени, завершением дела, которое вынесло свои идеи в свободный мир, там их развило, проверило на практике, и теперь передает в Россию? Такое восприятие происходящего и побудило меня наименованием для этих воспоминаний взять слова Ивана Аркадьевича Лаговского, которыми он назвал свой отчет о первом Крестьянском съезде Движения — «Завершительный шаг» (см. статью). ссылка на статью Лаговского

 

 

Среди русского народа

К Прибалтике, главным образом к Эстонии, после революции 1917 года отошли такие исконно русские земли, как Печерский край с историческим Псково-Печерским монастырем в городе Печеры, Принаровье с городом Нарва, побережье Псковского и Чудского озера их русским населением. Там люди жили вековым укладом жизни и русским самосознанием. Новое местонахождение на политической карте их мало трогало.

Все русское население Эстонии пользовалось широкой культурной автономией. В таких городах как Ревель, Юрьев, Нарва, Печеры — были русские гимназии, которые содержались государством. Правильно считать, что жизнь русских людей в Прибалтике была ближе к старой, дореволюционной русской жизни, чем к эмигрантской.

Со второй половины 20-х годов этот уголок русской земли, оказавшийся на Западе, был «открыт» Движением.

Звонница древнего Псково-Печерского монастыря — фотография Л. А. Зандера — стала как бы символом работы Движения, окрыленного новой народной силой, «найденной» на этих русских окраинах.

«... Немного поодаль стоит другой храм — Преображения Господня — маленькая, светлая, каменная церковь. Ее сквозная колокольня, ее легкий воздушный контур как бы поднимает нас над землей и явственно говорит, что скорбный путь Лествицы («Синай») — весь подвиг труда и поста — только путь к Преображению («Фавор») плоти, к святости, к Богу. И вот здесь, «между Синаем и Фавором»— на лоне родной северной природы и в храме, переносящем в древнюю Русь — имел места наш первый съезд — съезд РСХД в Прибалтике». [11] Так писал Л. А. Зандер, который первый начал работу Движения в этих краях.

Руководители Движения, главным образом профессора из Франции, все больше начинают посещать Прибалтику.

Но это не было «хождением в народ», подобно прошлому столетию, когда, зачастую, у интеллигенции не находилось общего языка с народом. Тут был общий язык. И этим общим языком оказалось Православие. Сложные темы, благодаря этому языку — тысячелетней православной вере, — находили свое «уразумение». Не было поучения одних другими: «авторитеты» сами питались тем, что, часто даже бессознательно, хранил народ в своем вековом быту. А лучшие представители деревенской молодежи, с изумительной быстротой, усваивали даже самое сложное в православной мысли и культуре и несли его дальше, в свою среду, народу, России. Это было подлинно общее дело!

Так началось для Движения завершение круга эмигрантского странствования. Ушедшее из России в начале 20-х годов Движение уже в конце 30-х начинает свое возвращение из эмиграции в толщу русского народа, а через него и в Россию.

После своего первого посещения Прибалтики, София Михайловна Зернова писала: «Поздно вечером уезжала обратно в Париж, и казалось, что от соприкосновения с этой русской молодежью рождались новые силы и надежды на наше русское будущее».

Две последующие цитаты взяты из статьи Ивана Аркадьевича Лаговского «Почти на родине». [12] Этот изумительно целостный человек был основоположником Крестьянского Движения, которому посвящаются эти воспоминания. Мысль о Крестьянском Движении начала в нем зреть во время его лекционных поездок по Прибалтике. «Эти поездки», — пишет он, — «так много дали мне лично, наметили такие возможности духовного единства с народом, пути возникновения народного православного движения, что мысль и воспоминания все вновь и вновь возвращаются к этим дням, проведенным в глухих уголках Латгалии (русская часть Латвии) и Печерского края». «... Доклад состоялся в зале Народного дома, рассчитанном на 400 человек. Зал был набит так, что даже и проходы были заполнены. Народный дом еще не отделан, электричество еще не проведено. В зале было почти совсем темно. Говорить пришлось со сцены, освещенной двумя маленькими лампочками — коптилками. Аудитория была непривычная: бородатые лица, женщины в платочках, в шалях, нагольные полушубки — настоящая деревенская, крестьянская Русь... Редко дается счастье иметь такую внимательную, внутренне сосредоточенную и отзывчивую аудиторию. Шелест невидимых рук, творящих крестное знамение, когда рассказывал об убиенных в Советской России за веру... Отмечу еще одну поразившую меня черту: почти во всей еще неприкосновенности здесь сохраняется какая-то метафизическая грань, отделяющая интеллигенцию от народа... и тем удивительнее и отраднее было для меня чувство отсутствия этой разделяющей грани между тем строем идей и мыслей, которые я излагал, и между содержанием духовных исканий народа. Мы понимали друг друга и встретились как братья... ».

К описанию того, как удалось И. А. Лаговскому осуществить свои мечты, мы скоро вернемся. Сейчас же, забегая вперед, мы спросим, удалось ли ему видеть свою горячо любимую родину? И с горькой печалью, как о нем, так и о самой родине нашей, ответим: да, он родину увидел, но только как арестант, вывезенный из Эстонии в Ленинград.

Но вернемся к нашей теме, к статье «Почти на родине», где Иван Аркадьевич описывает свой доклад в большой Сретенской церкви Печерского монастыря.

«... От амвона до задней стены колыхалось море русых, черных, седых голов, испещренное синими, темно-алыми, серыми точками ковровых женских платков. Сначала было так тихо, что если бы закрыть глаза, то показалось бы, что кругом и нет никого. Потом создалось такое своеобразное отношение слушателей к содержанию, доклада, что у меня невольно мелькнула мысль: точно в античной трагедии: я — вестник, они — хор. «Господи, спаси и сохрани» — молитвенно вздыхала толпа, «упокой, Господи»... Доклада в обычном смысле слова не было... была огромная соболезнующая скорбь и стоустая молитва о страждущей Церкви, о братьях наших, за имя Христово «во узах, в темницах, в горьких работах сущих»...

Вот еще одна картина из жизни тех мест, где зарождалось Крестьянское Движение:

Знойный летний день. Полное безветрие. Поднятая над не мощеной дорогой пыль долго неподвижно стоит в воздухе. Но вот раздался звон церковных колоколов. Почему? Это возвращается крестный ход, ходивший к Советской границе по дороге, ведущей в Елеазаровский монастырь. Туда, по старой традиции, продолжают ежегодно ходить, хотя Елеазаровский монастырь за чертой границы, остался на советской стороне. Доходят до границы, служат молебен и идут десятки верст обратно. Идут усталые, сизые от дорожной пыли... В толпе встречающих стоит высокий, худощавый священник; это о. Сергий Четвериков, духовный руководитель Движения. Он только что приехал в Печеры и вышел с другими встречать крестный ход. В возвращающейся толпе крестного хода он узнает своих молодых друзей — студентов и гимназистов из Движения. Как он гладит их запыленные головы, как текут слезы по его старым щекам... В этой атмосфере, в условиях этого быта возникло и росло Движение в Прибалтике.

Прошли большие прибалтийские съезды Движения — в Псково-Печерском монастыре, в Пюхтицком женском монастыре близ Нарвы, в Лоберже (Латвия), на которых созрела и окрепла идея специальной работы Движения среди крестьянской молодежи. И вот эта новая работа началась.

Я привожу целиком статью-отчет И. А. Лаговского — «Завершительный шаг», о первом съезде русской крестьянской молодежи.

Ссылка: lagovsky2

Съезд в местечке Ряпина (Эстония).

ВОЗНИКНОВЕНИЕ РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО ХРИСТИАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Съезд произвел большое впечатление не только на его участников, но, по их рассказам, и на широкие слои молодежи: возникали новые кружки, строились планы. Весной 1935 года мы приступили к изданию собственной газеты. Она должна была быть не только газетой, дающей информацию, но на примерах жизни учить правде жизни. Углубленное понимание сути происходящего в мире должно было служить помощью для работы наших деревенских кружков. Газета должна была быть опорой кружковой работе, давая соответствующий религиозный и литературно-философский материал. Помню, как долго мы не могли решить, печатать ли нам вкладной лист в одной из существующих русских газет, или издавать целиком свою газету. Первое проще и дешевле, но не дает целостности единого направления. Остановились на более тяжелом, но более целеустремленном. Газету назвали «Путь жизни». Мы не ограничились газетой. Постепенно у нас создалось целое небольшое книгоиздательство, которое носило то же название — «Путь Жизни». Действительного удивления достойно то, какого содержания книги печатались Крестьянским Движением. Это отнюдь не была упрощенная духовная литература для так называемого «народного чтения». Нет. Но судите сами — я привожу список книг издания «Пути жизни», опубликованный в Вестнике Движения № 2 за 1939 год:

В. Вейдле — «Умирание искусства»

Прот. С. Четвериков — «Молдавский старец схиарх. Паисий Величковский», вып. I «Молдавский старец схиарх. Паисий Величковский», вып. II.

«Лик Пушкина» — сборник

Прив. доц. В. В. Преображенский — «Из жития святых»

С. Белоцветов — «Всенощное бдение»

«О благобытии» — из бесед епископа Сергия Пражского

«О подвиге общения» — из бесед епископа Сергия Пражского

«Кн. С. Н. Трубецкой» — Сборник

Возникает вопрос, могли ли такие книги быть доступны для чтения в крестьянской среде? Мы уже говорили о тех глубоких темах, которыми интересовалась крестьянская молодежь. Я далек от мысли утверждать всеобщность таких интересов, равно как и думать, что они были доступны только избранным. К таким книгам тянулись и были способны читать пусть лучшие, но не единицы, а целые слои нашей крестьянской молодежи.

Где же брались средства на такие издания? Я открою вам этот секрет. Среди наборщиков типографии было несколько движенцев, которым удалось упросить хозяина типографии разрешить даром пользоваться набором и машинами в вечерние, нерабочие часы. Так печатались эти книги, имея один расход — покупку бумаги. В наше время трудно этому поверить. Но оно так было.

Конечно, не следует думать, что все в жизни нового Движения шло без трудностей, как по мановению волшебного жезла. Нет, трудности были, как были и недоброжелатели, бедность, косность привычной жизни. Кружки в деревнях возникали и работали в трудных условиях. Вот, как пример, отрывок из письма: «В конце сентября сторож почему-то не захотел пустить участников кружка в школу (школа была местом, где постоянно собирался этот кружок). Ночь лунная, холодная. По-деревенски время уже позднее. (Как правило, кружки собираются тогда, когда все «по домашности» уже сделано и можно уйти, не возбуждая особых нареканий). Все спят. Решили провести собрание на открытом воздухе... Отошли от деревни на километр в сторону, набрали валежнику, разожгли костер и уселись кругом. Из журнала «Русский Паломник» прочитали рассказ «Светоч веры». Потом прочитали и разобрали послание Апостола Петра. Поднялся вопрос, что такое «помощь»? Можно ли помогать, когда знаешь, что помощь используют не для добра. Несмотря на холодную ночь, было так хорошо, что на всех лицах была радость». [13]

Несмотря на большие трудности, работа молодежи в деревне удивляла своей энергичностью. Было как бы подсознательное желание успеть как можно больше узнать в возможно короткий срок. Съезды общие, съезды делегатские происходили не только летом, но и зимой. Были созданы специальные курсы для подготовки руководителей религиозно-культурной работой из среды самой деревенской молодежи. В ряде больших сел Принаровья были открыты детские сады. Ими заведовали глубоко идейные и образованные девушки, влияние которых на окружающую среду выходило далеко за рамки детских садов. Много и другого хорошего делалось с радостью и горячностью в те годы.

Молодежь была удивительно самоотверженна. Она преодолевала препятствия, их почти не замечая, из-за той радости новой и просветленной жизни, тех горизонтов жизни, которые ей открывались через Движение. Приведу отрывок из воспоминаний о съезде в Нарве: «... Большинству, прежде чем попасть на съезд, пришлось пройти через насмешки и даже угрозы, но молодежь переносила все очень стойко... Часть мужской молодежи в спешке даже одеял с собой не захватили, и первую ночь ночевали просто на голой соломе, разбросанной на полу... Следующий день начался литургией в 7 часов утра. Пели всей церковью. Хотя пели без всяких спевок, но служба прошла стройно. Погода установилась «Никольская». Когда 27 ноября утром шли в церковь, была такая метель, что все приходили в церковь в виде снежных кукол. Это заставило ускорить окончание съезда, чтобы дать возможность «дальним» (за 40-50 километров) добраться домой на пароходе. Было опасение, что сегодня идет уже последний пароход... » [14]

Нельзя не рассказать еще о некоторых событиях из жизни тех лет, которые, как и книгоиздательство, можно считать почти чудесными, учитывая обстановку и возможности, при которых они возникали. Действительно, что вера в правоту своего дела есть та сила, которая может воспламенить огромную энергию, скрытую в каждом человеке. Мы ошибаемся, если думаем, что счастье человека измеряется количеством полученных в жизни благ. Нет. Оно измеряется совсем иначе. Чем больше вдохновения пережил человек, чем на большую отдачу он был способен, ничем иным не побуждаясь кроме вольного своего хотения, тем счастливее и полнее была его жизнь.

Я хочу рассказать, как крестьянская молодежь построила в Печерах собственный дом.

Печеры — это небольшой уездный городок, едва имевший 3-4 тысячи жителей. Но в то же время он — драгоценное историческое место. В городе — древний Псково-Печерский монастырь во имя Успения Божией Матери. С 16-го века он приобретает большую известность, когда обносится каменными стенами и превращается в своеобразную монастырскую крепость на северных рубежах России. Там покоятся мощи преподобного игумена Корнилия. Там — чудотворные образа, там овеянность праведностью неизвестных иноков, там молитвы и слезы народа, накопленные веками... Около этих духоносных стен зарождалось Крестьянское Движение.

Я в Печерах никогда постоянно не жил, но бывал там многократно. Однажды, придя к ранней обедне, [15] я был удивлен, увидав там большую группу детей и подростков. Их русые головки, вместе с горящими свечами, казалось, освещают полумрак подземного храма. Позже я узнал, что это были «витязи и дружинницы» сельского учителя Николая Пенькина, пришедшие из пригородной деревни где он учительствовал. Когда, после конца службы, они на монастырском дворе завтракали, я видел на них отличительные знаки витязей — вышитый белый крестик на синем фоне с красной каймой, и что-то еще. Не помню, что именно, но запомнил, что оно не гармонировало с деревенской одеждой ребят — полосатыми, холщовыми штанами мальчиков и до полу, как у взрослых, юбками у девочек. Но как они гордились этими простенькими знаками отличия! В этих видимых значках была заключена для них психологическая сила — вера, которая двигает горы! Много было таких деревень и сел, где получалось образование в 4-х или 6-ти-классной школе. Учиться дальше, т. е. Попасть в Печерскую гимназию, из-за бедности родителей могли только единицы. Чтобы помочь наиболее талантливым детям, в Крестьянском Движении рождается грандиозный план: решают строить дом-общежитие для гимназистов! Образование в государственной гимназии было бесплатное; еду «натурой» может дать почти каждый того желающий отец. Если создать даровую квартиру, то и без денег крестьянскому подростку становится доступным среднее образование.

Хороша идея, да как ее осуществить? Где земля, на которой строить? О покупке земли не могло быть и речи из-за отсутствия денег.

Вспоминаю рассказ, дошедший до меня через третьи руки. Это был рассказ женщины, квартировавшей у Пенькиных, родителей Николая — школьного учителя и деятеля Движения. Невольно подслушанный рассказ о том, как Николай уговаривает родителей подарить Движению кусок их земли на окраине города, который предназначался Николаю по смерти родителей. Эта женщина не могла без слез передавать содержание разговора и говорила, что она никогда в жизни не слыхала ничего более светлого и чистого, чем эти слова сына к родителям.

Став обладателями земли, зимой из окрестных деревень парни-движенцы стали свозить бревна. По весне застучали топоры в молодых руках, и стало расти вместительное двухэтажное бревенчатое здание — общежитие для учащихся. Стала устраиваться жизнь на новом месте. Во главе общежития стояла Татьяна Евгеньевна Дезен, талантливый и глубоко идейный человек. Она организовала пошивочную и сапожную мастерские для пополнения средств на питание живущих в доме. Но это уже были тяжелые времена перед полным разгромом маленькой Эстонии грубой оккупационной силой. Пропаганда политической и атеистической демагогии уже не чувствовала себя стесненной. Это отражалось и на общежитии, попервоначалу жившем братством. Но не долго суждено было существовать братской жизни. В дом внедрялись люди иного духа, изнутри старавшиеся разложить дело. Движение прилагало силы переделать этих людей и не удаляло их из своей среды. Не знаю, было ли это правильно, но благородно это было бесспорно.

Наступило лето 1940 года. Рухнула последняя видимость эстонской самостоятельности и все погрузилось во власть советских органов безопасности.

Возможности какой-либо христианской работы были уничтожены. Татьяна Евгеньевна Дезен не могла более оставаться в Печерах. Как бывает в таких случаях, большинство друзей растерялись, а дотоле неизвестные враги показали себя.

Эти двое молодых людей — Н. Пенькин и Т. Дезен давно любили друг друга, но занятость движенческими делами все мешала им найти время для брака. Они приехали к нам в Ревель, чтобы вместе с моей женой и со мной искать какой-нибудь выход. Но было поздно. Через несколько дней мы узнали, что дан приказ об их аресте. Их жизнь, добровольно отданная служению, кончилась. В этот день я совершил над ними таинство брака, после чего они прямо из храма отдали себя в руки НКВД.

Пенькиных, как и всех арестованных в Эстонии русских, держали в Ленинграде в тюрьме на Шпалерной. К нам на волю от Татьяны Евгеньевны дошла только одна маленькая записочка, содержавшая больше забот о нас, чем слов о себе. Об их конечной судьбе мы ничего не знаем. Надо думать, что они погибли во время осады Ленинграда.

«Кровь мучеников — семя Церкви». Эти великие слова поучают нас земно кланяться перед сонмом новомучеников российских, числа и имен которых мы не знаем. Но всходы от их кровей, хотя бы частично, нам известны. К ним относятся те, кто из Советской России пишут нам, называя наше дело своим делом; это те, кто «там» представляют собой растущие новые силы Православия. Всходы их — это те, кто опустошает книжные склады Движения в Париже, переправляя их в руки русских людей под коммунистическим игом. Это те, кто вновь переиздают нужные книги, те, кто духовно помогают своему народу, те, кто молятся за свой «люто страждущий» народ, те, кто хоть что-то сделали для помощи гонимым братьям своим.

Каждый из нас много может сделать для духовной помощи своему народу. Беда наша не в отсутствии возможностей, но в отсутствии желания. Потому — бодрствуйте, дети и внуки тех, о ком я рассказал в этих воспоминаниях. Не смущайтесь своей малочисленностью, не соблазняйтесь легким путем. Не страшитесь даже одиночества. Помните: и один в поле воин!

Лучшие из нас жизнью своей заплатили за начало конца тьмы над порабощенной Россией. Будем продолжателями их дела, будем молиться: «... Господи ... тако и ныне сыном разсеяния сего ниспосли возвратитися в землю свою и к народу своему и тамо Тебе послужити... »

«Сторож! Сколько ночи?» Сторож отвечает: «Приближается утро, но еще ночь» (Исайя 21, 11). [8]