Жизненный путь протопресвитера Александра Киселева
(Из воспоминаний о. Александра)
Моя биография довольно сложная, потому что большая часть моей жизни прошла за рубежом России. А родился я 7 октября 1909 года у самых истоков Волги, близ Осташкова и берегов озера Селигер, в Каменке — имении моих Бабушки и Дедушки. Мой отец, Николай Александрович Киселев, был государственным служащим, мать — урожденная княжна Шаховская. Кроме меня в семье была еще младшая сестра — Наталия.
Николай
Александрович Киселев
и Анастасия Владимировна Киселева (урожд. Шаховская)
с сыном Александром, 1910 г.
Незадолго до революции отец получил назначение, и вся наша семья переехала в Сибирь. Здесь нас и застали революционные страсти. Отец был русский, но родом из Дерпта (Эстония). Когда Эстония отделилась от России, он как родившийся на ее территории, получил возможность эмигрировать туда. После недолгих сборов вся наша семья отправилась в путешествие. Это было крайне опасное предприятие, но выбирать не приходилось — шла гражданская война. Вначале нам даже пришлось сплавляться по Енисею на плотах. Река в том районе была несудоходна из-за порогов, через которые даже плот провести требуется великое искусство и помощь Божия.
Потом в эшелоне три месяца через всю страну добирались до границы с Эстонией. Здесь, в последний момент, когда уже были видны полицейские с той стороны, стали в который раз проверять документы, и оказалось, что у отца пропал бумажник с документами. Проверок и до того было много, а здесь такая беда. Отец стоит бледный, как смерть, осматривает карманы, а бумажника нет. Нас задержали, долго связывались с Петроградом, выясняли обстоятельства дела.
По милости Божией все окончилось благополучно, и мы все-таки оказались в Эстонии. [1]
<... > Здесь я впервые в жизни поступил в школу и закончил первый свой учебный год тем, что остался в этом же классе на второй год. Тут возникли у меня весьма ценные отношения с одним из педагогов того класса, в который я теперь попадал. Произошло это так: я уныло бреду в школу, предчувствуя «встречу», которой обыкновенно подвергаются второгодники — скучное назидание о том, каким нужно быть и как стыдно оставаться на второй год. Вхожу и слышу приятный голос учителя: «А, Шура. Ну, садись, голубчик, вот на ту парту». Ушам своим не верю! Педагог этот был Михаил Алексеевич Янсон, который чрезвычайно во многом помог мне найти свой путь в жизни. Он часто говорил: «Если хочешь прожить добрую жизнь без искривлений, подражай столяру или плотнику, которые ничего не строят без угольника. Им они часто проверяют прямоту линий и избегают кривизны, которая коверкает постройку и приводит к обвалу. Михаилу Алексеевичу и Наталии Александровне Янсон за многое очень обязан.
<... > Я по природе своего характера был максималистом. Однажды мы готовили спектакль в большом городском театре, чтобы собрать деньги на оплату пребывания в лагере тех мальчиков, родители которых не могут оплатить необходимое за своего сына. Я, конечно, был поглощен этим до того, что преподаватель из гимназии приходил узнать чем болен Киселев, которого уже две недели нет в школе.
В Ревеле жил всеми чтимый псковский епископ-беженец Евсевий. Я пришел к нему просить благословения на то, чтобы бросить школу, т. к. необходимо много чего сделать, а школа отнимает много времени, так что совершенно необходимые дела остаются не сделанными. Он объяснил мне, что человек без знаний похож на человека, который без оружия хочет победить вооруженного. Я ушел от Владыки очень опечаленный...
В эти годы я был увлечен скаутизмом. Скаутизм возник на почве англо-бурской войны, когда именно мальчики в качестве военных разведчиков оказывали помощь своим войскам. После войны идея эта была до неузнаваемости расширена и углублена, что показует с первых же слов скаутский гимн:
| Будь готов, разведчик, к делу честному, Трудный путь лежит перед тобой, Глянь же смело в очи неизвестному, Бодрый телом, мыслью и душой! Припев: Будь готов, будь готов, Будь готов, будь готов, Будь готов, разведчик, будь готов! В мире много горя и мучения, Наступила страдная пора. Не забудь святого назначения, Стой на страже правды и добра. (Припев) Тем позор, кто в низкой безучастности Равнодушно слышит брата стон. Не страшись работы и опасности, Твердо верь, что с Богом ты силен. (Припев) Помогай больному и несчастному, К погибающим спеши на зов, Ко всему большому и прекрасному Будь готов, разведчик, будь готов! |
|
 |
Вот правотой этих святых слов была захвачена и моя душа.
отряд скаутов
РУССКИЙ ВИТЯЗЬ
Посвящается Николаю Федоровичу Федорову
и всем воспитателям русского юношества
Как дарованное превосходство, В Африке, в Америке — везде Мы выращивали для тебя потомство, Мы служили, Родина, тебе. Были мы как верные солдаты, Сколько нас по зарубежью полегло? Под ударами ковалися булаты, А не сокрушалось звонкое стекло. Всех, и на чужбине верных, Вечная Россия не забудет никогда. И венчая их, как сыновей примерных, По Руси прокатится тогда: |
|||
Смирно! На молитву шапки долой! Гренобль, Франция 1974 г. [5] |
|||
|
|
|
|
Однажды у меня собралось несколько сотоварищей, мы о многом говорили и особенно много пели. Кто-то постучался, и вошли двое мужчин. Они слышали, что тут у Киселева частенько собирается молодежь и зашли познакомиться. «Почему, — сказали они, — вы поете «не осенний мелкий дождичек... пей тоска пройдет»» и рекомендовали множество бодрых хороших песен.
Как я потом узнал, это были члены РСХД А. И. Никитин и И. А. Лаговский, съезд которого происходил в это время в Ревеле. Это была моя первая встреча с тем Движением, которое направило и вдохновило всю мою жизнь. [2]
Иван Лаговский
См. статью И. Лаговского «Подвиг Юности»
ПОДВИГ ЮНОСТИ
В жизненном пути человека нет более прекрасного, но вместе с тем и более трудного к ответственного времени, как юность. И никогда так не велика в человеке возможность отдаться добру (но, увы, и не только добру!), как в юности. Позднее мы, под влиянием опыта жизни, вольно или невольно, но становимся в известной степени рабами жизни, привычек, сложившегося быта, невольно живем так, как жили все веками...<дальше>...
И. Лаговский 1935 г.
Я встретил в Движении людей полных знания проверенного на вековом опыте Православия, людей глубоко знающих нашу русскую культуру, людей жертвенных, отдающих свои силы на то, чтобы наша молодежь осознавала себя не на словах, а на деле, на своем жертвенном жизненном опыте, в чем заключается подлинная жизнь в Православии. Не видимость, не внешность, а внутренняя сущность его, проросшая в нас как Слово, дело и помышление.
<...> В моем личном плане я приобретал друзей-сверстников или ту среду, которая лишала меня одиночества в смысле общности с кругом единомышленников. На съезде же я познакомился с Галей, моей будущей женой и получил приглашение обязательно побывать в Печерах — где она жила. Ей казалось даже странным, как я мог сидеть в Ревеле — чухляндии (как иногда русские с насмешкой называли эстонцев чухнами от старого слова «чухонец», «чухна» — помните Пушкина: «... приют убогого чухонца») и не побывать в исконных русских землях Псковщины и Новгорода.
<...> В Печеры я, конечно, не замедлил поехать познакомиться с отцом Гали доктором Кельдером. Все мое пребывание в Печерах — монастырь, быт, народная толпа — оставило на мне совсем неожиданное и очень сильное впечатление. Да, права была Галя, которая настаивала на том, что я должен побывать и увидеть подлинную Россию, не советскую и не эмигрантскую, а ту исконную, как памятник нашего далекого прошлого. Пребывание мое в Печерах сблизило меня с Галей. То общее, что объединяло нас через Движение, теперь нашло точку опоры в наших личных его восприятиях. Мы расстались не только единомышленниками, но и друзьями.
В Ревеле на Рождественские каникулы происходил в помещении русской гимназии зимний съезд Движения. Я, конечно, туда пошел и застал там совершаемый, благодаря началу съезда, молебен. Оказавшись в конце наполненного зала, я видел только спины присутствующих. Вскоре я разглядел среди стоящих впереди меня стройную девушку — обладательницу большой копны чуть золотившихся, цвета спелой ржи, волос. Да ведь это Галя — меня как обожгло — да это она! И тут я понял, что это не просто Галя, а та Галя, которую я горячо люблю. Я понял, что это не просто очередная влюбленность, которую я испытывал ко многим девушкам, будучи заправским ловеласом, а глубокое единожды даваемое чувство, которое я ощутил во время молебна на встрече с теми людьми, с которыми я разделяю понимание жизни как служение Господу Богу и моему родному русскому народу. Все разрешилось, все стало на свое место, все стало понятным. Я еще раз виделся с Галей на вокзале в Юрьеве, по дороге в Ригу в семинарию. Наши чувства изливались в письмах, которые мы посылали друг другу. В Риге моя жизнь стала жизнью другого человека: она включала в себя интенсивную работу по учебному курсу, чтение нужных книг шире этого курса, конечно, церковных богослужений и единственное необходимое для здоровья удовольствие — дважды в неделю по часу пробеги на коньках на рижском стадионе. «Уж такой я стал хороший, сам себя не узнавал».
Кончились три семинарских года. Я на Рождество был в Ревеле, у отца. Сюда приехал для прочтения лекции молодой иеромонах отец Иоанн (князь Шаховской). До того я с ним лично не встречался, но знал только по его деятельности, книгам и лекциям. Отец Иоанн всего 4-5 лет тому назад принявший постриг на Афоне, был широко известен и собрал слушателей почти как на Пасху, целый большой собор. Что и как он говорил, меня ошеломило. Это была не просто проповедь, а нечто большее, что можно выразить словами Пушкина: «глаголом жги сердца людей». После собрания о. Иоанн ужинал в семейном кругу Янсонов, где был и я, как свой человек. После ужина его надо было проводить для ночлега в другой дом. Я вызвался провожать. Пока мы ехали автомобилем, решилась моя судьба. Он расспрашивал о моей жизни и когда я сказал, что весной кончаю семинарию и т. к. не чувствую, что семинария обогатила всем тем, что должен иметь будущий священник, я летом поступаю в Богословский Институт в Париже. Он удивил меня, сказав, что мне не следует ехать в Институт. На мое удивление он повторно сказал мне: «Александр Николаевич, вам не надо ехать в Институт. Помните только слова Писания: «Невозможное человекам возможно Богу» и с этим оружием ищите священства». Я был потрясен той абсолютной силой веры им сказанных слов, которая вошла в меня, бескомпромиссно наполнила меня вопросом уже решенным, который оставалось только проводить в жизнь. Это было не насилием, но исполнением собственного моего хотения, которое до времени хранилось в моих глубинах, не получая на то соизволения Свыше.
В эту ночь я написал два письма: в Париж с извещением, что не приеду, и Гале-медичке, прося ее выйти за меня замуж и вместе работать в духе того, что мы оба почерпнули в Движении. От моей дорогой Гали сразу получил согласие на наш брак...
Я еду в семинарию сдавать последние экзамены и возвращаюсь в Ревель с дипломом об окончании. Обращаюсь к митрополиту всея Эстонии с прошением о рукоположении во иерея и назначении на приход. Через некоторое время получаю извещение о дне выборов в Нарвской крепостной церкви Успения Божией Матери. В Эстонии был такой порядок: на вакантное место желающие подают прошение Митрополиту и он отбирает трех из желающих кандидатироваться, и прихожане данного храма выбирают одного из трех, которого и утверждает Митрополит на вакантное место.
Мой будущий приход почти три года, после кончины своего настоятеля, простоял без священника, т. к. приход был не из богатых и никого особенно не привлекал. Когда же я подал Митрополиту прошение, то вдруг какой-то священник вздумал переменить приход и подал Митрополиту прошение и получил разрешение кандидатироваться. Нас стало два кандидата: он — священник, а я — никто. Я струхнул — наверное, выберут его, опытного священника, а не меня, так сказать — «молокососа». Думал: не попасть мне в город (Нарву), а придется идти в деревню, жизни которой я не знал, да и жить в деревне уж совсем трудно. Но меня ободряла моя Галюша: «Не бойся, я скоро научусь доить корову и мы с тобой проживем», — писала она мне.
Настал день выборов. Церковь была полна народом. После Литургии, которую служил мой будущий сосед протоиерей отец Константин Колчин, (я, как не имеющий никакого церковного посвящения, мог прочесть только «Апостола») отец Константин открыл выборное собрание. Он предложил мне сказать «слово» — проповедь, чтобы прихожане могли хоть как-то познакомиться, приобрести о мне некое представление. Я сказал «Слово»... молчание... Вдруг один голос: «Спаси тя Христос!» Сразу несколько голосов: «Вот хорошо! Как хорошо сказал-то»... «Спасибо милый!» И сразу хором: «Хотим его, хотим, избираем!» Подходит седой старик, низко кланяется: «Спаси Христос, спаси тя Божия Матерь»... Отец Константин объявляет меня избранным и закрывает собрание. Я ночую у отца протодиакона. Утром он уходит на работу, а диаконица кормит меня яичницей, подает на стол прямо на горячей огромной сковородке. Ем и думаю, что мы с Галей тут не умрем с голода. Мне нанимают извозчика и я еду на вокзал, думая, что будем мы с Галей все-таки в городе, если пользуются тут извозчиками. Размышления не слишком высокого полета, но именно они были в моей голове в то утро.
Вернувшись, я живу у добрейших Янсонов. Я все рассказываю, мы обсуждаем, совещаемся. Но надо ехать в Печеры просить Галиной руки. Вот я в Печерах, остановился у старого моего друга Павла Клышейко. Я в доме у Кельдеров. Всем любопытно посмотреть на жениха. По старым русским провинциальным обычаям объявляется много желающих хоть в скважинку да взглянуть... После завтрака доктор (отец Гали) приглашает меня к себе в кабинет. После предварительных фраз доктор говорит: «Мне жаль вас, молодой человек, вам не такая жена нужна. Галя всю жизнь жила у меня под медицинским халатом и к жизни мало приспособлена... » — «Это ничего, — отвечаю я, — а теперь она будет у меня под подрясником». Еще несколько не имеющих особого значения фраз, и разговор закончился словами доктора, что этот вопрос подлежит Галиному решению, и что если она для себя избрала этот путь, то ему остается только пожелать нашему браку всего самого хорошего. Я поблагодарил доктора и вышел в столовую, понимая, что для него такое замужество дочери было большим несчастьем и крушением его надежд.
Начало нашей молодой семье было положено в Печерах, не в монастыре, конечно, но почти рядом с монастырем в местной приходской церкви великомученицы Варвары.
<... > Надо сказать, что я был, выражаясь мягко, небогатым человеком, поэтому мой «туалет» для венчания нужно было собрать, т. к. приобрести себе все новое у меня не было средств. Смокинг — арендовать, лакированные туфли — занять у товарища и т. д. С обручальным кольцом пришлось пойти на некоторую фальсификацию, т. е. для невесты заказать, как обычно, золотое кольцо, а для меня позолоченное железное. Об этой тайне Галя узнала только полгода спустя. Но разве это доставляло огорчение? Конечно, нет! Я был переполнен счастьем: ее я вижу каждый день, и так будет продолжаться всю жизнь! У нас уже есть место, где мы будем жить и работать. Меня там (во время выборов) так обласкали, как я и представить себе не мог. Приехал папа и привез в подарок невесте драгоценную брошь, которую он подарил моей матери в первую годовщину их супружества. Накануне венчания мы с Галей говели. После конца службы псаломщик принес книгу и говорит: «Вот вам, сами и почитайте», — свой де брат-семинарист. Помню, как мы отошли в сторону и при пустой церкви сами в полголоса читали благодарственные молитвы. Было так хорошо, хотелось благодарить, а не просто прочесть положенное.
Вот и наступил долгожданный день, день венчания. Я во всем блеске, положенном жениху, подъезжаю к церкви — толпа народа. Ведь венчается дочь доктора Кельдера — известного врача и помощника Городского головы. Да и сама невеста хорошо известна печерянам: тут росла, была помощница отцу на больничных приемах и доморощенной артисткой в кругах местной молодежи, добрую память по себе оставляет — то дрова у отца возьмет, чтобы отопить избу бедной роженице, то берется совместно с товарками за попечение об одиноких заброшенных стариках... Ну, в общем, своя, печерянка.
Жених тоже на удивление — совсем молодой, а идет в священники... Помоги им Бог. Я тоже чувствовал себя, подъезжая к церкви на автомобиле в моем изысканном наряде, под внимательными взорами толпы как-то необыденно, возвышающе торжественно... Вхожу в храм и остаюсь ожидать мою «суженую»... Служба началась. Нас венчает старенький батюшка, много горя хлебнувший за свою жизнь, и не это ли побудило Галю во время «Отче наш» встать на колени, что обыкновенно не делается во время венчаний... Выходим из церкви счастливыми супругами...
свадьба 1933 г.
О свадебном пире что же и говорить, они всегда переливают через край ликующим весельем. Так было и у нас — пили, ели, танцевали, пели, говорили, шутили и опять начинали сначала...
Приближалось утро и гости начинали расходиться — кто домой в Печерах, кто на вокзал. Последних дальних гостей мы с Галей провожали на станцию и, проводив, ранним утром шли вдвоем домой. Было хорошо, тихо и на сердце и в окружающей природе. Мы впервые шли вдвоем. Нужно было вчувствоваться в сознание, что мы одно. Шли тихо. Все сделано. Мы начали ту жизнь, какую так хотели. Теперь она нам дана. Помоги нам, Господи. [2]
... преосвященным Александром, Митрополитом Ревельским и всея Эстонии, был рукоположен во иереи и назначен в г. Нарву священником в Успенской Ивангородской церкви.
[Из «Послужного списка о. Александра»]
К этому моменту, этому великому таинству вела меня вся моя жизнь от первого моего младенческого крика, который я издал, выйдя из утробы моей родительницы. Вспоминая, осмысляя всю мою жизнь, теперь при ее закате, я начинаю все яснее понимать каждый ее штрих, каждое, казалось бы, ничтожное событие от которого, оказывается, зависело все необходимое, ответственное в моей судьбе. Господь вел меня, в то же время не препятствуя никакому моему сумасбродству. Мой жизненный путь можно отобразить строкой из стихотворения Пастернака, заменив слово «ее» словом «меня»:
Среди препятствий без числа, Опасности минуя, Волна несла, меня, несла И пригнала вплотную. |
Да, именно такой была моя жизнь. Полная не случайностей, а бессознательного — не понятого мной движения этой волны. Это не было насилием, а содействием моему собственному глубочайшему желанию, чрез преодоление всевозможных опасностей и препятствий.
Когда все предваряющее было уже сделано, когда я услышал слова Михаила Алексеевича: если хочешь, чтобы жизнь твоя была христианской — строй ее, подражая столяру или плотнику, проверяя треугольником, и она устоит и не рухнет. Когда я окончил семинарию и встретился с молодым и горящим отцом Иоанном (кн. Шаховским) и услышал от него, что мне не следует ехать в Париж в Институт, и что у меня будет все нужное, если будут живыми слова Евангелия: «Невозможное человекам возможно Богу» — я пошел в жизнь с этими горящими словами, и со мной пошла молодая девушка Галя; когда меня обласкало множество моих будущих нарвских прихожан; когда Галя стала моей женой и единодушной спутницей; когда было дано архиерейское благословение на мое диаконское рукоположение в день Преображения Господня в эстонском Преображенском соборе, а на следующий день в русском соборе св. благ, князя Александра Невского наступил день моего иерейского рукоположения. И бракосочетание, и брачный пир, и две тихие и сладостные первые недели супружества, проведенные в маленьком городке у папы, не отвлекали от главного смысла предстоящего, но по-своему готовили к нему, раскрывали понимание всеобъемлющей радости того пути, который начнется в предстоящие дни.
Приехав в Ревель, мы с женой остановились у Янсонов. Вечером, после всенощной, в канун Преображения, как полагается, меня исповедовал духовник, особо назначенный Митрополитом для этого. Эта исповедь, «за всю жизнь и словом и делом и помышлением» — есть последняя проверка глубин души ставленника (так называется тот, кого ставили, поставляли или рукополагали), о допустимости его к предстоящему завтра рукоположению. Этот специальный духовник докладывает свое заключение епископу, и тот выносит последнее и окончательное решение.
Наутро перед литургией меня посвящают во все те степени, которые существуют в Церкви до диаконства — иподиакон, чтец... (именно посвящают, а не рукополагают как диакона, священника, епископа) и начинается Божественная Литургия, за которой происходит рукоположение во диакона и священника. Эти посвящения и диаконское рукоположение, меня как бы оглушили своим множеством. Тебя ведут, шепчут что делать, а то и просто тянут за рукав — становись, мол, на колени и т. п. Как самое сильное впечатление в память врезался момент входа в алтарь через Царские врата, что делать могут и должны лишь диакона, священники, епископы, и то лишь во время совершения богослужения. Прослужив, как священник, больше 60-ти лет, я каждый раз во время службы, проходя Царскими вратами, ощущаю нечто физически ощущаемое. Как бы в алтаре воздух иной, более сгущенный и надо употребить некое усилие, «пропихнуться», чтобы войти в него.
О. Александр матушка Каллиста и М.А. Янсон
... На следующее утро уже в русском св. кн. Александра Невского соборе я в богослужении участвовал как диакон.
Рукоположение во священника происходит в центральной части Литургии, которая есть высочайшее таинство пресуществления (перемена сущности) хлеба в Тело Христово, а вина — в Его Кровь.
Ставленник становится соучастником того таинства спасительного чудотворения, которое он, как каждый архиерей и священник, всю жизнь будет вымаливать у Господа.
Итак, настал момент — возглас «повелите» (прикажите) и ставленника, после земного поклона епископу, трижды обводят вокруг престола, которому он земно кланяется и край которого целует... И вот тут кем-то было сделано необыденное и столь для меня драгоценное: Галю подвели на амвоне к правой южной стороне алтаря к открытой в алтарь боковой двери, где она оказалась в нескольких шагах от престола, вокруг которого происходило рукоположение. Ей было слышно и видно все как на ладошке. Для меня этот момент был неоценимым. Нас как бы рукополагали обоих (говоря образно), и это врезалось в мою память на всю жизнь и ставило «точки над i» в очень многом, обновляющем и осмысляющем. Кончилась Божественная литургия. Завершено всё — теперь плывите.
Успенская Ивангородская церковь
Меня и нас поздравляют. Трогательно поздравляют и свои близкие и мало знакомые и совсем неведомые, будто я что-то кому-то сделал... Завтра служу мою первую Литургию. Обыкновенно ставленник служит ряд литургий в присутствии опытного священника. Меня же почему-то спешно сразу отослали в Нарву, и не будь у меня там старого опытного протодиакона, я пропал бы совсем, не умея служить. Закончим приложением нескольких газетных вырезок о совершившемся моем рукоположении, которые непонятно как могли у нас сохраниться, когда мы теряли абсолютно все. [2]
В 1934 г. утвержден в должности редактора апологетического листка «Миссионерские Заметки». [Из «Послужного списка о. Александра»]
Каждый день жизни в Нарве был очередным кирпичиком в устроении нашей семьи. Семья наша и наш приход складывался, рос, обогревал нас заботой, вниманием и любовью. Мы из юнцов превращались во взрослых людей. Было очень хорошо и радостно. Однажды наш дорогой друг и учитель многому, Лев Александрович, профессор Зандер сказал, что полноценной семьей супружеская пара становится лишь с появлением первого ребенка. Как правильно и важно было это его замечание. Матушка моя была уже беременна и его совет многое углубил в нашем понимании семьи, т. е. о том как надо строить семью уже тогда, когда третий ее член еще во утробе матери. Да, он еще сокрыт в недрах матери своей, но он, оказывается, уже живет не в некотором далеком будущем, а уже сейчас, он уже теперь член нашей семьи, о котором надо иметь попечение. Душевное состояние родителей уже сейчас отзывается в нем, уже сейчас восполняет его внутренний мир. Мало того. Беременной женщине полезно чаще видеть красивое, думать о чистом, благородном, возвышенном, читать соответствующую литературу, быть возможно больше в молитвенном расположении сердца, молитвенном, обращении ко Господу. Эти все советы относятся, естественно, к обоим супругам, но прежде всего к матери, ибо все ее функции нераздельны с младенцем...
Совсем молодые Батюшка и Матушка
Итак, мы ждали первенца. Чем ближе становились сроки, тем больше хотелось сделать что-то для встречи с нашим маленьким. Мы купили первую кроватку для ожидаемого. В кроватку часто ставили вазочку-баночку со свежим цветком или букетиком... Наконец свершение ожидаемого — эта ни с чем не сравнимая радость: видимость, осязаемость долгожданного. Живем втроем, семьей. Крестил отец Павел Дмитровский, всеми в Нарве уважаемый и любимый «беленький батюшка». Он поседел за одну ночь, когда скончалась его любимая матушка, и ушел служить как священник в военно-морской флот. Крестными были: жена моего учителя проф. М. А. Янсона Наталия Александровна и Иван Аркадьевич Лаговский, убитый за его православную веру в органах КГБ. Так началось бытие нашей семьи. Но совершенное не знает предела полноты. Радость от первого младенца желает повторения — ждем этого повторения, ждем новой милости от Господа — новое дорогое чадо. Приходит время, и в наши любящие руки доверяется еще одна жизнь — сын Алешенька. [4]
Маргарита
Р. Гизетти
МАТУШКА КАЛЛИСТА ИВАНОВНА КИСЕЛЕВА
ПАМЯТИ ДРУГА и РУКОВОДИТЕЛЯ
Каллиста Ивановна Киселева родилась в семье врача И. А. Кельдера в 1911 году в Петербурге. Детство свое она провела в Печерах, под сенью Псково-Печерского монастыря. Каллиста, или, как ее звали в детстве, Галя, рано потеряла мать. Ее трагическая смерть, а также последующая вторая женитьба отца на всю жизнь ранили душу девочки. Глубоко впечатлительная по натуре, она стала еще более душевно прозрачной... <дальше>...
Матушка с собственными детьми
В 1935 г. избран представителем при церковной организации Русского Студенческого Христианского Движения в Эстонии и отправлен на совет Движения во Францию.
Прот. Александр Киселев
Из ИСТОРИИ РУССКОГО ХРИСТИАНСКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ (1932-1939)
То, что происходит сейчас на порабощенной нашей родине, можно назвать «началом конца». Духовные искания, от самого широкого их понимания до чисто-религиозного включительно, за последние годы из ощутимых стали осязаемыми. Можно иметь разное мнение о степени их распространенности, но не о самом факте их существования. <дальше>...
Участники съезда РСХД в Буасси (июнь 1935 г.)
Подпись
к фото:
Участники Съезда Совета РСХ Движения в Буасси (июнь 1935 г. ) слева направо
— первый ряд, сидят: 1. Е. Н. Кульман-Хирьякова (дочь проф. Н. К. Кульмана,
сестра В. Н. Кульмана, ставшего еп. Мефодием); 2. М. Е. Миллер-Чекан (дочь
ген. Е. К. Миллера, жена о. Александра Чекана); 3. В. А. Зандер (урожд. Калашникова);
4. Т. Ф. Баймакова (жена о. Дмитрия Клепинина); 5. В. В. Зеньковский (председатель
РСХД); 6. прот. Сергий Булгаков; 7. прот. Сергий Четвериков; сидят по другую
сторону стола: 8. М. П. Толстая; 9. А. Е. Маттео; 10. Ф. Т. Пьянов; 11. А.
С. Четверикова; 12. свящ. Александр Киселев; 13. Е. С. Меньшикова (урожд.
Серикова); 14. свящ. Александр Чекан; 15. И. А. Харун (позже архиеп. Сильвестр);
16. Б. В. Плюханов; стоят: 17. К. М. Перешнева; 18. Б. П. Вышеславцев; 19.
мать Мария (Скобцова); 20. Г. Л. Романов; 21. свящ. Виктор Юрьев; 22. (за
ним) П. Т. Лютов; 23. В. А. Нерцессян; 24. Лев Арабей (в белой рубашке); 25.
В. С. Слепян; 26. ?; 27. И. А. Лаговский; 28. И. В. Окунева (чуть видна);
29. З. И. Павлова (позже жена свящ. Игоря Верника); 30 Т. И. Павлова (позже
жена поэта В. Смоленского); 31. Д. А. Клепинин (позже священник); 32. Л. Н.
Липеровский (врач, диакон, позже священник); 33. Э. И. Мак-Потен; 34. Л. И.
Шибаева; 35. О. Л. Доценко; 36. Г. Бахрушин; 37. Л. А. Зандер.
В 1935 г. 22 октября награжден набедренником.
В 1936 г. утвержден председателем миссионерского общества «Православный Миссионер».
В 1937 г. награжден фиолетовой скуфьей.
С 1 декабря 1938 г. переведен в г. Ревель настоятелем Коппельской Николаевской церкви. [Из «Послужного списка о. Александра»]
В 1938 и 1939 годах были организованы паломничества на «дивный остров Валаам».
Чтобы дать почувствовать дух Валаама, приводим воспоминание участницы поездки об одном из насельников монастыря.
ПАМЯТИ ВАЛААМСКОГО ИЕРОМОНАХА ОТЦА ПАМВЫ
К 30-ЛЕТИЮ СО ДНЯ ПРЕСТАВЛЕНИЯ
Знаменитый Валаамский монастырь на Ладожском озере — о нем
писали в прошлом столетии И. С. Шмелев и В. И. Немирович-Данченко, в нашем
веке писал Борис Зайцев. Уже после войны писали статьи Н. Е. Андреев и К.
Аренский и многие другие, и все же кажется, что каждый посетивший этот монастырь
может еще что-то сказать. К. Аренский писал: «Мне не приходилось встречать
людей, которые, побывав на Валааме, остались бы к нему равнодушны, и сердце
которых не озарилось бы светлой радостью при воспоминании о Валааме»... <дальше>
В 1939 г. избран тов. председателя при церковной организации «Общество содействия дошкольному воспитанию».
Осенью 1940 г. назначен помощником Ревельского благочинного. [Из «Послужного списка о. Александра»]
Здесь нас застало приближение катастрофы...
Русско-финская война создавала общественное беспокойство среди русской эмиграции, но не панику. Тем паче, что эта война закончилась в пользу Финляндии.
О том, как эстонцы и русские воспринимали приход Красной армии: надо сказать, что восприятие такого события одинаково отрицательно было встречено в большинстве случаев, как теми, так и другими. Эстонцы теряли свою свободу, русские попадали опять под власть, с которой сражались и от которой бежали.
Запомнился мне один показательный случай. Я говорил о Православии на одной эстонской женской конференции, собранной в пригороде Ревеля. Вдруг в зал врывается человек и громко кричит: «Русские идут!» В одно мгновение зал опустел. По дороге шла колонна танков под пятиконечной красной звездой... Вся большая наша группа дружно и громко запела: «Mu isamaa...» — «Моя родная земля, мое счастье и радость... » (Эстонский гимн). Многие плакали, у всех текли слезы. В это время кто-то тихо и осторожно спускал с дома эстонский национальный флаг...
Апостолами для наших окраин в Эстонии оказались такие незаурядные люди, как И. А. Лаговский, Н. Пенькин и Т. Дезен. Они потом все прошли тюремную «школу» и были расстреляны. Два слова о Тане Дезен и Коле Пенькине. Они оба были в Ревеле, когда их вызвало НКВД по месту жительства в Печеры. Они, получив об этом сведения, решили сразу возвратиться в Печеры, чтобы их не могли обвинить в укрывательстве. Но, возвращаясь в Печеры, они пришли ко мне с просьбой их обвенчать. Никто и не подозревал, что оказывается они давно хотели венчаться, но множество дел в Движении заставляло их это откладывать. Теперь венчал их я. Пели на клиросе моя Матушка и Лева Шумаков — их старые друзья. После венчания они попили у нас чаю и поехали сдаваться в Печеры... Потом арест, годы тюрьмы и расстрел — вот их путь жизни...
Татьяна Дезен
Месяца два тому назад я был ошеломлен, получив коробочку, где было два обручальных кольца и маленькая записочка с молитвой о Движении. Их передала мне одна старушка из Печер, которой более 50-ти лет тому назад — ей, еще девушке-движенке, Таня Дезен, тогда уже Таня Пенькина, дала их, эти обручальные кольца, с тем, что если они не останутся живыми, то передать их мне с просьбой распорядиться по моему усмотрению. Я теперь храню эти кольца у икон, не зная, как с ними поступить. Они — кольца — пришли ко мне как с того света, как мученический дар. Что этот дар должен мне сказать? О том ли, что путь их жизни там, в вечности, одобряется, или что это зов продолжать их «путь жизни», или это призыв к совести потомков продолжать их дело на земле?..
Я ставлю этот вопрос не только себе, но и всем вам, кого я считаю внутренне причастными к пути жизни Н. и Т. Пенькиных — Движению.
Вот молитва о Движении:
Господи Иисусе, сыне Отчий, на земли Церковь Твою основавый и Духа Своего на нас от Отца ниспославый, призри с небеси на рабы Твоя во славу Имени Твоего соединившимся и умножи я. Приложи нам веру, воспламени любовию, даруй нам терпение, смирение и кротость, воспламени немощь и скудость нашу во исповедании Имени Твоего Святого да прославим в мире сем Церковь Твою молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих. Аминь. [4]
Уезжать мы с женой не собирались, но все решил случай. Однажды я шел на службу в храм и мне встретилась компания подростков, спешивших на какое-то спортивное состязание. Увидев меня, они начали насмехаться и кричать — «поп!». Вернувшись, я сказал жене: «Мы творим преступление — через несколько лет наши собственные дети будут вести себя так же. Надо их спасать от этого кошмара».
Вопрос, конечно, стоял не только в том, чтобы спасать себя и своих детей. С приходом в Эстонию Красной армии, т. е. советской власти, то преследование Церкви и верующих в Советском Союзе, о котором знали «понаслышке», стало реальностью нашей жизни. Сразу начались аресты, ссылки, преследования. Можно было склонить голову перед неизбежностью, можно было наивно верить, что ты не станешь жертвой (своему отцу я предлагал ехать с нами в Германию, а он сказал: «Ну, кто меня будет арестовывать, кому я, старик, нужен». Его арестовали, когда наш пароход, отплывающий в Германию еще стоял в Ревельском порту!), или, понимая, что под прессом советской власти бороться с ней невозможно, искать эту возможность вне оккупированной ею территории. [1]
Но — как? Мы просто не знали, но, наконец, вспомнили про комиссию, которая вывозила в Германию всех прибалтийских немцев. Когда мы туда прибежали, то увидели, что комиссия уже закончила свою работу. Последний пароход, правда, еще стоял у причала. У нас никаких документов, что мы немцы, не было. Да мы и не были немцами. У жены отец когда-то работал врачом на Волге, где много немецких поселений. Вот она и привезла с собой письма отца. Согласитесь, что это слишком маленькое доказательство того, что она немка.
Один политрук из комиссии повертел эти письма в руках и сказал: «Все мы произошли от Адама», и поставил свою печать — пропустить! Через несколько дней мы сели на этот пароход и поплыли в Германию. [17]
ПАМЯТИ ОТЦА
Хотя и вглядывался в тебя мало, Когда около был, Но все, что во мне прорастало Все от тебя получил: Ловлю себя, иногда, на жесте, На повороте головы....... Как бы ты поступил на моем месте На путях что проходили мы? Не знаю где твоя далекая могила И как ты испустил последний вздох, Но знаю — твоя проявлялась сила В том, что я в жизни делать мог. Срастила нас во едино Не только кровь, Но то что жгло, что светило, То что зовем любовь. Эту любовь к Богу И ко грешной стране своей Ты избрал как свою дорогу И меня подружил с ней. Уж кому-кому, а тебе то видно Как по той же стези внуки твои идут И тот же пример, непостыдно, Правнукам твоим подают. Н. И. 1968 г. [5] |
В 1941 г. переехал на жительство в Германию. [Из «Послужного списка о. Александра»]
В это время настоятелем собора святого Владимира в Берлине был архимандрит Иоанн (кн. Шаховской). Он узнал о нашем приезде и предложил мне идти к нему в приход. Это был очень духовно спаенный приход, творивший немало добрых дел. До конца войны его прихожане всеми силами помогали нашим пленным — людям, угнанным в Германию на работы.
Можно ли забыть берлинское утро 22-го июня, когда я услышал сообщение по радио о начавшейся войне с Россией. Боже мой, ведь там уже льется русская кровь! У церкви русские люди гудят, как пчелы около улья. Помню, какой необыкновенной силой упования и надежды звучали слова молитвы: «Вси святии земли Русской, молите Бога о нас».
Моя священническая миссия в те тяжкие дни заключалась в посещении лагеря для военнопленных. Дело это сочетало самое радостное и самое горькое. Горькое — от бессилия помочь, от скорби видеть как умирали, мучились, сколько скорби переносили люди. Радостное — от встречи с такой высотой духа, терпения, такой верой, о которой до того только читал в Евангелии.
Мне не пришлось побывать в самых страшных лагерях военнопленных, но и то довелось многое повидать. Как сейчас слышу стук ног в деревянных колодцах. Вижу людей истощенных, еле идущих, но с песней: «Страна моя, Москва моя, ты самая любимая... »
Сколько заботы и любви вкладывали прихожане в помощь этим несчастным. Собирали старую одежду — стирали, перешивали. Особенно трудно было с едой, ибо ее было очень мало у всех. Покупать на черном рынке из-за высокой цены было невозможно. Выручал чеснок — немцы его не любят. Сытому трудно понять, но в те времена ломоть хлеба, головка чеснока спасали подчас человеку жизнь. [1]
Все священники той и другой юрисдикции всеми правдами и неправдами добивались возможности крестить, причащать, снабжать духовной литературой своих страждущих собратьев. Когда сгорел соседний дом с тем, где был епархиальный склад литературы, мне было приказано любой ценой спасти это духовное сокровище — вывезти из горящего Берлина. Склад удалось вывезти и разместить в одном «остовском» лагере под Берлином. Это дало возможность превратить склад в живой миссионерский центр с очень широким кругом точек опоры из самих насельников лагерей для предоставления им духовной православной литературы. [4]
Надо сказать о той подлинно христианской атмосфере, которая тогда была в Германии между двумя юрисдикциями. Это было по духу и деятельности единое русское Православие, сиявшее подвигом веры и дел, угодных Господу. [4]
Наши военнопленные даже соорудили хороший походный иконостас и по воскресным дням в лютеранской кирхе после лютеранской службы совершались православные богослужения, причем пело два хора — по-славянски и по-грузински.
В 1941 г. преосвященным Сергием, епископом Пражским, назначен 3-м священником в Берлинский Свято-Владимирский приход.
10 февраля 1942 г. преосвященным Сергием, епископом Пражским, назначен временно исполняющим обязанности настоятеля Свято-Николаевского прихода в Брюсселе.
14 марта 1942 г. Высокопреосвященным Серафимом назначен его представителем и уполномоченным для русских православных приходов в Бельгии, находившихся в юрисдикции преосвященного Сергия, епископа Пражского.
Резолюцией Митрополита Серафима от 12 августа 1942 г., с согласия преосвященного Сергия, епископа Пражского, от 7. 8. 1942 г., назначен и. д. ключаря Кафедрального Воскресенского собора г. Берлина с оставлением в юрисдикции преосвященного Сергия, епископа Пражского. Назначен товарищем председателя епархиального миссионерского совета. [Из «Послужного списка о. Александра»]
Статья матушки Каллисты Киселевой «Владыка Сергий»
Владыку Сергия я знала, как мне сейчас кажется, всю свою
сознательную жизнь. Во всяком случае, с ранней юности, а она была, наверное,
как у всех, кипучая, полная разных впечатлений, личных переживаний, а в памяти
сохраняется совсем не только самое хорошее, значительное. И потому сейчас
Владыку вспоминаю лишь в тех эпизодах, которые лишь особенно глубоко запали
в душу мою... <дальше>
21 сентября 1942 г. преосвященным Сергием, епископом Пражским, награжден золотым наперсным крестом.
12 ноября 1942 г. назначен членом апелляционного суда по бракоразводным делам.
6 мая 1944 г. согласно предложению преосвященного Сергия, епископа Пражского, определением Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, освобожден от должности разъездного священника епархии и от служения в Кафедральном Берлинском соборе с возвращением в причт Свято-Владимирского прихода.
10 апреля 1944 г. резолюцией преосвященного Сергия, епископа Пражского, назначен настоятелем Свято-Николаевской церкви в Осло (Норвегия), но, не будучи допущен немецкими властями, не смог достигнуть нового места служения.
В это время организуется РОА (Русская Освободительная Армия) генерала А. А. Власова, в чем о. Александр Киселев, как священник, принимал деятельное участие.
В том же году о. Александр Киселев избирается вице-председателем Общества «Народная Помощь» при КОНР (Комитет Освобождения Народов России) для оказания социальной помощи (семьям чинов РОА).
Резолюцией Митрополита Серафима о. Александр Киселев назначается протопресвитером власовских военных соединений. Ему поручается Митрополитом Серафимом и Митрополитом Анастасием произнести от лица Православной Церкви приветственное слово на акте обнародования Манифеста Комитета Освобождения Народов России 18 ноября 1944 г. в Берлине. [Из «Послужного списка о. Александра»]
РЕЧЬ
О. АЛЕКСАНДРА, ПРОИЗНЕСЕННАЯ ОТ ЛИЦА ЦЕРКВИ
НА ОБНАРОДОВАНИИ МАНИФЕСТА «КОМИТЕТА ОСВОБОЖДЕНИЯ НАРОДОВ РОССИИ»
в Europahouse, БЕРЛИН 18 ноября 1944 г.
Православные люди!
Представители дорогого Отечества нашего!
В сегодняшний ответственнейший и светлый день объединения сил народных, мое немощное слово будет о Том, в имени Которого мы, верующие люди, видим центр и источник всего светлого и лучшего, что только знаем... о Боге, о Боге Христианском... <дальше>
***
Из интервью о. Александра с корреспондентом газеты «Благовест»
— Отец Александр, насколько мне известно, вы были духовником генерала Власова. Что это была за личность, и какова, на ваш взгляд, его подлинная роль в истории?
— Духовником Власова я никогда не был. Я никогда его не
исповедовал. Хотя я, конечно, его довольно хорошо знал... <дальше>
Из воспоминаний отца Александра Киселева:
Одним росчерком пера Сталин сделал миллионы несчастных, попавших в плен, предателями: «У нас нет пленных — есть только предатели». Такого бесстыдного отношения к своим солдатам не знает история ни одного цивилизованного государства.
Сталин направил генерала Власова командовать окруженной под Волховым 2-ой Ударной армией. Армия была обречена — не было снарядов, патронов, медикаментов. В сутки бойцы получали 50 граммов хлеба.
За Власовым выслали аэроплан, но он отказался покинуть своих солдат. Полагаю, что именно тогда в болотах он впервые четко сформулировал для себя, что главный враг России, русского народа — коммунизм и Сталин. Но у Власова не было никаких иллюзий и по отношению к Гитлеру. Единственное, что было общее у генерала с немцами, так это враг — коммунизм.
Можно сказать, что во время Второй мировой войны власовское движение было естественным продолжением борьбы русского народа с большевиками, продолжением дела Деникина, Врангеля. Генерал Власов искал союзников и среди немцев-патриотов, погибших после покушения на Гитлера, и у англичан и американцев. Но Западу тогда выгоднее было иметь дело с генералиссимусом Сталиным, чем с генералом Власовым.
Конечно, в идеологии всегда существует двойная мораль. Коммунисты ставили в великую заслугу Ленину, что он, прибыв из Германии, на немецкие деньги сумел ввергнуть Россию в бездну коммунизма. Генерал Власов, стремившийся освободить Россию от коммунистического режима силами русской освободительной армии, воспользовавшись германским оружием, был для коммунистических идеологов — предателем.
Генерал Власов не пошел на компромисс с фашистами, он отказался от идеи марионеточного правительства. Он пошел на сотрудничество с немцами, чтобы служить России.
Думаю, никто и никому не может навязывать свое понимание того, чем и как надо выражать свою любовь к отечеству. Но вспомните еще раз слова Спасителя: «Не судите, да не судимы будете». [1]
О Власове часто говорили, что он совершенно не религиозный человек. И мне не всегда верили, когда я утверждал обратное. И вот я собрался к нему с тем, чтобы задать прямой вопрос — верует ли он в Бога? Это было после Пасхи. Он меня угощал чаем. А потом говорит: «Имею чем вас угостить». И поставил пластинку, которую он недавно получил в подарок и на которой были русские церковные песнопения. Тут я его и спросил: «Андрей Андреевич, а вы верите в Бога?» Он ответил: «Отец Александр! Ну как же можно не верить?! Вот я же верю в то, что мы в конце концов разобьем немцев». Я ему говорю: «Я вас спрашиваю не о вере во что-то. Я вас спрашиваю, верите ли вы в Господа Иисуса Христа?» Тут обычно громогласный голос генерала спал, и он совершенно спокойно сказал, глядя мне в глаза, как я сейчас вам сказал: «Да, отец Александр. Я верю в Господа». Вот это был для меня коренной ответ на этот вопрос. [19]
После Берлина о. Александр Киселев служит в походной церкви при 1-й офицерской школе в Мюнзингене (Бавария).
По окончании войны он переезжает в Мюнхен (Бавария), где организует большое русское дело — Дом «Милосердный Самарянин», в котором, кроме домового храма во имя преподобного Серафима Саровского, создаются: гимназия, медицинская лаборатория, школа сестер милосердия, издательство, отдел социальной помощи и т. п. [Из «Послужного списка о. Александра»]
50-ЛЕТИЕ ДОМА «МИЛОСЕРДНЫЙ САМАРЯНИН»
15 — 17 сентября с. г. в Нью-Йорке был отмечен 50-летний юбилей основания русской гимназии Дома «Милосердный Самарянин» в Мюнхене. Со всего мира съехались бывшие гимназисты. Были молитвенно помянуты все бывшие учителя и сотрудники Дома, были прочитаны доклады, было показано видеообращение из Москвы к собравшимся отца Александра Киселева, была выставка фотографий тех лет, а также выставка академических, художественных, литературных и журналистских трудов бывших гимназистов….<дальше>
Дом «Милосердного Самарянина» в Мюнхене
Указом Митрополита Серафима от 28 июля 1946 г. о. Александр Киселев возведен в сан протоиерея.
2 июня 1949 г. о. Александр Киселев с семьей переселился в Соединенные Штаты Америки, куда был вызван епископом Иоанном Бруклинским (кн. Шаховским) на должность личного его секретаря.
В Нью-Йорке о. Александр Киселев организует РСХД (Русское Студенческое Христианское Движение).
Нью-Йорк 1951 г.
В первом ряду слева: о. Алексей Ионов, Н. С. Арсеньев, о. Александр Киселев, Святитель Николай (Велимирович), Г. П. Федотов, за ними матушка Каллиста Ивановна, М. М. Коряков, матушка Александра Гарклавс, о. Георгий Бенигсен
В октябре 1949 г. назначен Митрополитом Феофилом настоятелем Свято-Троицкой Асторийской церкви в Нью-Йорке.
В 1950 г. о. Александром Киселевым основывается Свято-Серафимовский Фонд.
В 1951 г. о. Александр Киселев получает поручение от Американского Митрополита Леонтия основать на западной стороне Манхеттена (Нью-Йорк) недостающий там храм и назначается настоятелем этого прихода. [Из «Послужного списка о. Александра»]
СОРОКАЛЕТИЕ СВЯТО-СЕРАФИМОВСКОГО ФОНДА
Св. Серафимовский Фонд был основан в 1950 году. Его название связано с событием, происшедшим в 1945 г. в Германии. На пожарищах второй мировой войны в Мюнхене был создан дом «Милосердный Самарянин». В этом полуразрушенном здании, где началась наша деятельность, был найден образок Преподобного Серафима Саровского. Икона впоследствии была перевезена в Нью-Йорк. В память этого события и в знак как бы продолжения той же помощи русским на чужбине и был основан Свято-Серафимовский Фонд... <дальше>
В 1952 г. избирается секретарем Нью-Йоркского благочиния.
К этому времени деятельность Свято-Серафимовского Фонда, заинкорпорированного в штате Нью-Йорк с 1950 г., окончательно окрепла и представляла собой значительную церковно-общественную силу, направленную на воцерковление жизни общества, ее культуры и молодого поколения.
В эти годы о. Александр Киселев награждается Митрополитом Филаретом Митрой и впоследствии — протопресвитерством...
В 1978 г. о. Александр Киселев назначается председателем Комиссии по проведению празднования 1000-летия крещения Руси.
Летом 1978 г. о. Александром Киселевым основывается журнал «Русское Возрождение». [Из «Послужного списка о. Александра»]
Интерес к предстоящему великому юбилейному году Крещения Руси охватил всех. Начали собирать съезды по всему Зарубежью — в Европе, в Америке (на обоих побережьях), в Австралии.
Ниже приводим задачи и программу съезда под Нью-Йорком в 1984 году, а затем, как пример тех лекций, которые читались на подобных съездах — доклад отца Александра «Корни могучего древа».
ПРОГРАММА
ВОСЬМОГО СЪЕЗДА
ПРАВОСЛАВНОЙ РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ
31 авг. по 3 сент. 1984 г.
КОРНИ МОГУЧЕГО ДРЕВА (Запись лекции)
XIV—XV вв. — эпоха русского возрождения.
600-летие явления Тихвинской иконы
Весь ужас и грех церковных расколов безжалостно коснулся и жизни отца Александра. Относясь с глубоким уважением к его высказываниям по этому вопросу, из имеющегося обильного материала мы приводим лишь два кратких примера его отношения к нему.
По совести сказать, я не могу признать «юрисдикцию» явлением богоугодным. Я «верую в Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь», верую в святость Православия, а не в ту или иную юрисдикцию.
Юрисдикционная борьба среди православных русских людей особенно преступна сейчас, когда мы должны подражать нашим предкам, жившим в Смутное время, сумевшим всем миром, от именитых до простых, со своими священниками и епископами встать на спасение Отечества! [1]
Одно из частных писем:
Глубокоуважаемый…
Спасибо за только что полученное от Вас письмо-fax.
Я уже утром, при нашем телефонном разговоре, сказал, что ни по каким юрисдикционным вопросам я не хочу высказываться. Мне добавлять к этому нечего. присланное же Вами письмо — это все церковная нецерковность. В этом вся суть. Я прошел эту почти 80-летнюю школу.
Был бы рад как-либо встретится с Вами и поговорить по душам.
Благослови Господь Ваши добрые труды.
3 июня 1998 г.
г. Москва
***
Всех пожалей И всех пойми В ночи бессонные твои. В часы, когда предчувствий мгла Душевный свет заволокла. Всех пожалей, Не осуди, Кто в жизни не сумел найти Опоры твердой под ногой, В разлад придя с самим собой. Всех постарайся оправдать, Сумев во всем других понять. Мимо излома, мимо страстей чада И наглости или гордыни яда Благожелательным и чистым взглядом Неосуждения пройдя цветущим садом. |
||
|
|
1965г. [5]
Время шло, меня все чаще охватывало желание вернуться в Россию. Наконец, мы (т. е. Свято-Серафимовское Общество) продали дом, в котором был домашний храм и проходила вся деятельность Общества в Нью-Йорке, перевезли в Донской монастырь иконостас, все иконы, всю церковную утварь, и вместе с моей женой, с которой прожили всю жизнь, вернулись на родную землю. [1]
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Не избалованным судьбой И не с поднятой головой Нам возвращаться в дом родной. Но по увечиям земли, Где миллионы полегли И без имен и без гробов Отцов и братьев и сынов. Так помолитесь горячей За грех отцов, за кровь детей, За очищенье от грехов В стране родной, в земле отцов. |
|
|
1969 г. [5]
Батюшка и Матушка по приезде на Родину. 1991 г.
***
Всю живописную Италию С ее роскошной красотой Отдам я сразу за кудрявую За елочку страны родной. О, наши перелески, ельнички, проселки А там на холмике березки, елочки, сосенки. Нет в мире лучше для меня Чем звук бегущего по камушкам ручья. О север мой, О красота его простая Мне хочется домой, Я по родном скучаю. |
||
|
|
1963 г. Швейцария. [5]
В ноябре 1998 года храму святой мученицы Татианы Московского Государственного Университета передан в дар иконостас. Долгое время этот иконостас находился в домовой эмигрантской церкви в Нью-Йорке. И вот теперь по желанию отца Александра иконостас привезен в Россию и уже к январю был установлен в домовой церкви Московского университета. [18]
30 сентября 1998 года был подписан утвержденный Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II договор о передаче в храм святой мученицы Татианы иконостаса храма преподобного Серафима Саровского, привезенного в Москву из Нью-Йорка. Иконостас, являющийся святыней для нескольких поколений русской эмиграции, предоставляется Свято-Серафимовским Фондом в безвозмездное и бессрочное богослужебное пользование московскому храму.
Члены Фонда и все те, кто молился в храме Преподобного с самого его освящения в 1945 году в Мюнхене, надеются, что эта святыня Русского Зарубежья послужит делу проповеди Православия в Московском Университете и станет одной из церковных достопримечательностей Первопрестольного града. Как и другие, подобные ему храмы Зарубежья, Серафимовский храм был именно тем, что сохранило нас за рубежом в глубочайшей и нерушимой связи с Православной нашей верой и Родиной. [15]
Теперь о. Александр Киселев со своей болящей матушкой Каллистой в Донском монастыре в Москве.
В этой благодатной обители они находятся благодаря вниманию Святейшего Патриарха Алексия, которого о. Александр знал с его детства.
Человек предполагает, но располагает Бог. Однако сейчас о. Александр Киселев, как и жена его, хотел бы умереть на родной русской земле, где быть похороненным на древнем Донском монастырском кладбище-некрополе в Москве. [Из «Послужного списка о. Александра»]
Приехали отец Александр и матушка Каллиста Ивановна в Россию (несмотря на их преклонный возраст) не для того, чтобы отдыхать. Они успели побывать в Нарве, где отец Александр начинал служить. Об этом в местной газете была помещена заметка:
«Событие важное для служителей и прихожан Воскресенского собора и знаменательное для нашего времени было отмечено колокольным звоном — в минувший понедельник наш храм посетил отец Александр, бывший в 30-е годы ивангородским священником, преподававший нарвским ребятишкам Закон Божий. Среди встречавших его нынче прихожан были и те, кто хорошо и только добром помнит отца Александра.
Помнят его, должно быть, и те русские люди, которые разными судьбами в годы войны оказались вдали от родной земли, — отец Александр немало усилий прикладывал к тому, чтобы Бог не покинул терпящих лишения соотечественников и их детей.
С послевоенной поры отец Александр — в Нью-Йорке, где имеет русский приход в православной церкви и участвует в издании "Русского вестника".
Возвращение в Нарву
В Нарву отец Александр приехал, посетив к тому времени Загорск, Печоры и Пюхтицкий монастырь. Была у него беседа с патриархом Московским и всея Руси Алексием Вторым. Кстати, первая их встреча относится к той, довоенной поре...
В Воскресенском соборе в Нарве отец Александр обратился к прихожанам с небольшой, но очень прочувствованной проповедью, благословил каждого подошедшего к нему за благословением».
Проповедь в Воскресенском соборе
Отец Александр и матушка Каллиста Ивановна навестили старого друга отца Ростислава Лозинского в Туле…
о. Ростислав Лозинский
…побывали в Толгском монастыре…
«…в конце пути свои ладони в Волгу опусти…»
В Москве о. Александр служил в Большом и Малом соборе и в Сретенском храме Донского монастыря…
И собрал кружок:
КРУЖОК ИМЕНИ ПРЕП. СЕРАФИМА САРОВСКОГО
ОСНОВАН ПРОТОПРЕСВИТЕРОМ ОТЦОМ АЛЕКСАНДРОМ КИСЕЛЕВЫМ
Содружество православных христиан
в деле углубления принадлежности
к отеческой вере и культуре нашего народа.
МОЛИТВА:
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, на земли Церковь Твою основавый и Духа Святаго на святых Твоих апостолов от Отца ниспославый, призри с небеси на рабы Твоя во славу имени Твоего соединившиеся и благослови их. Приложи нам веру, воспламени любовию к братии нашей, даруй нам терпение, смирение и кротость, воспламени немощь и скудость нашу во исповедании Имени Твоего; ниспошли нам Духа Святаго, да прославит в мире сем Церковь Твою, молитвами Пречистыя Твоея Матере, преподобного отца нашего Серафима Саровского чудотворца и всех святых мучеников и мучениц в страшную годину муки и крови во Отечестве нашем пострадавших и всех Твоих Святых. Аминь.
Кружок в Донском монастыре собирался раз в месяц.
На кружке выступало много интересных людей, среди них:
Владыка Климент, отец Аркадий Шатов, матушка Серафима (Чичагова), известный православный писатель и краевед А. Н. Стрижев.
Кружковцы совершают паломничества по святым местам. Так, в июле 1997 года отец Александр с кружковцами побывали в Пафнутьев-Боровском монастыре. [21]
ДРУГУ — ЖЕНЕ
А правда, почему не встать
И не сказать:
Ну, потоптались здесь и будет,
А то и вечность про нас забудет.
Давай, рука с рукой сольем
Да и махнем!
Куда?
Туда!
Туда, где нет забот,
Где не знают невзгод.
Туда, где неведом закат,
Ибо нет уже адовых врат.
Туда, где человек человека узрел
И сказал: да как я раньше не разглядел!
Туда, куда доступ открыт
Всем, кто собою забыт.
1964 г. [5]
Серебряная свадьба 1958 г.
***
Гусей — лебедей вольный полет
На простор мою душу зовет.
Из оков повседневных забот
В даль, где небо восходом цветет.
Окрылись..............
встрепенись...........
поднимись.............
в высь, в высь.
Туда, где шума нет,
Туда, где входа нет
Тому, что мучит нас как бред.
Туда, где вечера не знает свет.
Господу помолись,
с мыслями соберись,
силами запасись,
в высь, в высь, в высь...
1964 г. [5]
Волей Божией 26 мая 1997 года, в дни Святой Пасхи, после долгой и тяжелой болезни скончалась Матушка Каллиста Ивановна Киселева
***
Крыло расправь
И ворот распахни.
Земное для земли оставь
И воздуха в последний раз, глотни.
Скажи: о, Господи, прости!
Мелькнет у ног твоих земля,
Стараясь превозмочь испуг,
Поймешь, что жизнь изжита вся.
Исход свершается, опережая звук.
Скажи: о, Господи, избави вечных мук!
С какой непререкаемою властью,
Путь преграждая твой,
К себе потянут тебя страсти,
Всю жизнь владевшие тобой.
Скажи: Пресвятая Богородице, душу мою укрой!
1964 г. [5]
29 мая, в день отпевания Матушки, по радио «Радонеж» в Москве об этом событии был передан нижеследующий текст, который приводим без изменений.
ЗАПИСЬ ПЕРЕДАЧИ по РАДИО «РАДОНЕЖ»
(слово о. АРКАДИЯ ШАТОВА) 29 МАЯ 1997 г.
Дорогие братья и сестры! Наш корреспондент Тамара Москвичева участвовала сегодня в отпевании супруги протопресвитера Александра Киселева матушки Каллисты, которое совершил протоиерей Аркадий Шатов.
Тамара Москвичева. Сейчас вот только было отпевание матушки Каллисты. Вы очень хорошо сказали о том, какой она спутницей была для Батюшки. А у нас есть беседа с отцом Александром, записанная во время болезни ее. И тогда Батюшка говорил: «Мы, наша семья... » А сейчас он сказал, что она, семья сохранилась, он не вдовец. Вот, что такое значит — матушка при батюшке, матушка Каллиста, которой теперь нет с нами, и она с нами в тоже время.
Протоиерей о. Аркадий. «Матушка свое служение, такое трудное служение матушки исполняла очень долгое время. Больше шестидесяти лет отец Александр в сане, а матушка Каллиста — матушка. Отец Александр был рукоположен во священники в 30-е годы в Эстонии. Затем он уехал в Германию, из Германии уехал в Америку, и вот в конце жизни вернулся в Россию. Как он сам сказал: «Мы с Матушкой приехали умирать». Немногие сейчас из эмиграции возвращаются в Россию, хотя вся эмиграция раньше жила этим желанием. Оказалось это не так просто вернуться в разоренную Россию, где жить, в общем, трудно. Но отец Александр, он не колебался, не сомневался. Они вместе с Матушкой, как только появилась возможность, сразу приехали сюда, они здесь жили, жили радостями и скорбями своей Родины. Матушка имела удивительную веру. Наши сестры ухаживали за ней, а я причащал ее, соборовал, и даже в те моменты, когда казалось, что сознание ее оставило, когда она находилась в каких-то таких тяжелых, болезненных состояниях, даже в эти моменты — после причастия или во время чтения молитв перед исповедью, или после соборования — она крестилась, глаза ее наполнялись слезами, она каялась в грехах. Это бывает тогда, когда вера находится не на периферии сознания, когда она находится в сердце, в глубине существа. И вот у таких людей, даже вот бессознательное состояние, оно не мешает им быть с Богом. Это такое удивительное, конечно, высокое очень духовное состояние. Матушка как раз к таким людям принадлежала. Служение матушки — служение трудное. О нем мало говорят. Многие девушки хотят быть, может быть, матушками, хотят выйти замуж за священника, но не представляют себе какой это крест. Крест трудный, но, конечно же, и радостный, потому что матушка, она разделяет и радости тоже с батюшкой.
И еще, конечно, хотелось бы сказать, что отец Александр и Матушка, они соединены были, и сейчас соединены, конечно, не были, а остаются соединены удивительной любовью. Я как-то Матушку исповедовал Великим постом, Батюшка тоже плохо себя чувствовал, и когда я накрыл голову Матушки епитрахилью, Батюшка тоже так свою головку, тоже рядом под этой епитрахилью тоже так приклонил. Вот над ними двумя я прочитал разрешительную молитву, и, Вы знаете, это было такое трогательное зрелище, вот, единства, вот двух человек проживших огромную жизнь. Конечно, об этом нужно написать, наверное, книгу какую-нибудь — как вот эти люди сумели сохранить и преумножить тот дар любви, который сейчас многие люди не ценят и даже не понимают, что такая любовь может быть. Они думают, что это может быть только в книгах, там, в мечтах, а она, действительно, возможна на этой земле, когда человек живет с Богом. Так что, конечно, служение отца Александра и Матушки является примером для всех нас».
***
И час настал...
И для меня
Как отсекло вчерашнее
От нынешнего дня...
Я так молился, Боже мой,
Чтоб встретиться опять с тобой.
Все темное в себе, как вздох, изжив,
Нам в свете непорочности венчаться вновь,
Познав Твою, о Господи, безмерную любовь.
1997г. [5]
7 октября 1999 г. отцу Александру исполнилось 90 лет.
Батюшку навестил Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и наградил его орденом Святителя Иннокентия.
В ответ на поздравления из разных концов света, отец Александр написал общий ответ и благодарность за внимание и память.
9 октября 1999 г.
Дорогие ........................
Пользуясь возвращением Милицы и Игоря в Нью-Йорк, хочу переслать вам весточку — свою благодарность за память обо мне и за присланное вами или телефонное приветствие.
У нас сам день моего рождения (вернее несколько дней его празднования!) прошел очень хорошо. Благодарю Бога за то, что провел его близко от могилки дорогой моей Матушки, с моими детьми и зятем, приветствуемый внуками (один из них даже «залетел» сюда на один день!) и правнуками, согретый вниманием и любовью, как уж ставшими родными мне старыми (по Эстонии, Германии и Америке) «сподвижниками», так и новыми, окружающими меня тут ново приобретенными друзьями и знакомыми. Ваши приветствия всколыхнули в душе моей много драгоценных воспоминаний о днях былых и о тех, кого на этой земле уже с нами нет...
Не забыл меня своим вниманием и Святейший Патриарх. Он посетил меня и наградил орденом Святителя Иннокентия даруемый за просветительскую и миссионерскую деятельность. Этот орден я воспринимаю, мои старые и дорогие сотрудники и единомышленники, как наш общий. С сим и приветствую вас всех.
Да хранит вас всех Господь! Всегда вас помнящий и любящий [подпись].
Юбилей
ПОЗДРАВЛЕНИЕ
ОТЦУ АЛЕКСАНДРУ ОТ КРУЖКОВЦЕВ С 90-ЛЕТИЕМ.
Дорогой отец Александр,
любимый наш Батюшка!
Ваш юбилей — такая радость и такой праздник для всех нас! Благодаря Вам, Вашему вниманию и любви все мы стали одной семьей, всех нас освещает свет Вашей щедрой души, согревает тепло Вашего любящего сердца.
Самых разных людей — священников и мирян, известных ученых и скромных специалистов — всех, кто приходит к Вам в кружок преподобного Серафима Саровского, ставшего нашим родным домом, привлекают и поражают широта Ваших интересов, глубина и неповторимый опыт Вашей долгой жизни. Для всех, кому Вы так светло и легко дарите частицу своей души, каждая встреча с Вами подобна Пасхальному яичку, получаемому в Светлый день Пасхи.
Мы всегда ощущаем Вашу молитвенную помощь, пламенная вера Ваша зажигает и укрепляет нас. Вся Ваша жизнь рука об руку с матушкой Каллистой была ярчайшим примером служения Господу и людям и действенного претворения заповеди Спасителя: «Воз любиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею, и всею мыслию твоею» и «Возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе».
Все мы неизменно молитвенно просим Господа об укреплении Вашего телесного и душевного здравия и надеемся, что теплота Вашего сердца, переданная нам, будет согревать и тех, кто встретиться на нашем пути.
Искренно преданные и любящие Вас кружковцы. [21]
НАШ ДОРОГОЙ БАТЮШКА.
2 октября в полночь отошел ко Господу наш любимый Батюшка. Пять дней не хватило до дня его рождения. Ему было бы 92. Разумом понимаешь, что вот пришло его время закончить путь земной жизни, начать новую, вечную, к которой мы готовимся здесь всю свою жизнь. Но сердцем... Как мы без него?!.. Без него, такого уже немощного телом, но сильного духом, без него, Богом дарованного нам.
Господь через него изливал свой свет на нас, во славу Божию собирающихся в кружке, созданном нашим дорогим Батюшкой и мы с радостью впитывали этот свет, становясь как-то чище и добрее.
От одного собрания до другого мы жили ожиданием этого глотка воздуха, этой радости любви и общения. Мы спешили в нашу небольшую уютную комнатку с трепетным ожиданием, вот войдет наш дорогой Батюшка, и наш вечер от 6 до 9 часов будет наполнен радостным общением с ним, с гостями приходящими к нам, друг с другом. Нам было необыкновенно хорошо, и уходить не хотелось.
Один раз в месяц, с шести до девяти мы чувствовали себя не в этом нынче очень недобром времени, не в этом сложном и жестоком мире. И всякий раз, тихо входя в комнату к нам, Батюшка говорил с доброй улыбкой на лице: «Я рад, что дожил еще до этого дня, что могу видеться с вами».
Он хорошо понимал, что его дни на земле уже строго отмерены, и радовался, что еще может помочь нам в том духовном объединении, о котором думал, когда создавал кружок. Он предвидел, что это единение поможет нам и в более трудные времена, чем сейчас. Заветом звучат его слова, которые по-разному, но с одним смыслом говорил он на каждом собрании: «Не просто пообщаться собирайтесь здесь, но с пользой. Узнавайте ближе друг друга, помогайте друг другу, будьте едины».
Сегодня эти слова должны лечь в основу работы нашего кружка, который мы должны сохранить как можно дольше, в память о нашем дорогом Батюшке. А Батюшка будет посылать нам всегда свою любовь и помощь... Он будет благословлять нас так же, как это делал каждую нашу встречу.
Со 2 октября 2001 года наш дорогой Батюшка уже не войдет тихо в нашу светлую комнатку и не скажет тихо: «Как я рад снова видеть вас здесь... » И все-таки он с нами — в воспоминаниях, в мыслях, в молитвах. Сегодня и всегда...
4 октября мы провожали в последний путь нашего дорогого Батюшку. В храме было много народу. Читались заупокойные молитвы... Слезы из глаз лились потоком, но они были светлыми. День выдался необыкновенно солнечный. По воле Божией природа как бы утешала нас.
Сегодня мы снова собрались в нашей светлой комнате, где всегда встречались с дорогим Батюшкой. Грустная встреча сегодня, но светлая. Мы будем говорить о нашем дорогом отце Александре, вспоминать наши встречи. В душе, как эхо звучат слова его стихотворения:
«Радуйтеся всегда о Господе…»
(Флп. 4, 4)
Проросло во мне слово.
Оно для меня не ново,
Не раз читал его сухими глазами,
Но однажды глаза влажными стали.
И сухое зерно росток дало,
Корешком в сердце прошло.
Сказал «радуйся»,
Когда печали
Разразиться обещали.
Сказал «радуйся»,
Когда внутри,
Как от ожогов пузыри.
Кто бы ни грозил бедой
«Радуйся» всегда со мной.
Лишь одно может пугать:
«Радуйся» б не потерять.
1964 г. [21]
***
Господи, помоги неразумию моему
Ведь умирать-то мне совсем одному.
Умирать на земле, это –
Рождаться в безбрежность.
И это мне то,
Возлюбившему вещность!
На милость Твою все отдаю,
И то, что имею и то, что люблю.
Тогда не скажешь, что делал или любил,
Одно измеряет – где сердцем был.
1969 г. [5]
РАЗМЫШЛЕНИЕ О КОНЦЕ
Дорожная сумятица,
Перекрестки, толчея...
Как бы отсрочить, как бы попятиться…
О, трусости избитая колея!
Что боишься и ушами прядешь?
Ничего не изменишь,
К тому же придешь.
Вот и околица
Земли родной.
Прощаться приходится,
Начинается путь иной.
1964 г. [5]
***
«... но во свете, Христе, лица Твоего, и в наслаждении Твоея красоты, его же избрал еси, упокой, яко Человеколюбец... »
стихиры самогласны Дамаскиновы
(Доследование погребения священников)
В беспредельное море света
Несотворенного Твоего
Погружаю я горе это
Неразумия моего.
В довременное гляжуся
И себя там находя,
И дивлюся и страшуся
Я иного бытия.
Где-то, что-то передвинулось
И так прост и ясен стал
Тот, о ком мне еле слышалось,
Как не ждал и не гадал.
Ни о чем просить не буду я,
Онемев перед бездной любви,
Только песню воспеть Аллилуйя
В хоре грешников благослови...
1967г. [5]
2 октября 2001 года в Донском монастыре, в Москве, не дожив всего нескольких дней до 92 лет, отошел ко Господу протопресвитер Александр Киселев, один из старейших священнослужителей Святой Матери-Церкви. В тот же день Святейший Патриарх Алексий, с детства знавший отца Александра, совершил панихиду по усопшем в Малом соборе Донского монастыря и произнес надгробное слово…
